Александр Прозоров - Война магов
Князь Воротынский проживал не в трофейной юрте, как Андрей, а в просторном шатре, растянутом на семи столбах и с двумя крыльями-приделами. При желании сюда можно было вместить человек пятьсот. Или, если сильно не тесниться, с отдельными постелями и местом для вещей – минимум две сотни. Впрочем, свита вместе с холопами у воеводы наверняка составляла где-то человек сто.
Внутри, несмотря на жару, горел очаг, пахло полынью и ладаном. Полынь – понятно, от комаров. А вот зачем воеводе понадобился ладан – неясно. Для пущего понта, что ли? На коврах возле низкого достархана сидели бояре и князья, иные держали кубки, иные довольствовались наколотыми на ножи кусками мяса. Все были без церемоний – то есть без шуб. Только в панцирях или поддоспешниках.
– Вы только гляньте, други, кто почтил нас своим вниманием! – то ли шутя, то ли всерьез поразился Михаил Иванович. – Сам князь Сакульский, Андрей Васильевич! А я уж думал, вознесся совсем, прежними знакомыми брезгует!
Михайло Воротынский поднялся со своего места, подошел к Звереву, обнял, проводил к столу:
– Прошка, кубок неси и вина бургундского гостю дорогому! Дозволь тебе кусок выберу сочный с опричного блюда. Да ты садись, садись, в ногах правды нет. Поверите, нет, други, сего отрока еще в малые лета я в сече возле Острова приметил. А и как не приметить, коли он в одиночку, токмо с холопами да несколькими огнестрелами, почитай, полторы тысячи ляхов положил! Я тогда государю клялся, что знатный из него боярин получится. И вот, гляньте! Князь! Воевода! Любимчик царский.
– Да какой из меня любимчик? – отмахнулся Зверев. – Только-только из опалы вышел, под команду неучей-простолюдинов дали.
– Э-э, князь, кто из нас под опалой не был! – отмахнулся Воротынский. – Я в твои годы уже в ссылке побывать успел. Что до ратников твоих, то ведь не тебя под них – их под тебя отдали. Позора в этом нет. Зато полтораста сотен – войско немалое. Не всякий опытный воевода такое поводить успел.
– А за что тебя в ссылку гоняли, Михаил Иванович? – заинтересовался Зверев.
– Да было за что, – отмахнулся воевода. – Дай я тебе друзей своих представлю. Ну беспутного боярина Ивана Григорьевича, что бродит там, куда обычному человеку пути нет, тебе представлять не нужно, ты его ныне не хуже меня знаешь. Вот этот чернобровый голубоглазый юнец – то Даниил Адашев… Да-да, ты верно подумал, брат царского любимого писаря. Вот эти хитрые бояре, что парочкой вечно ходят, – указал он на круглолицых румяных воинов с рыжими бровями, похожих как братья и в одинаковых кольчугах панцирного плетения, – сие князья Семен Шуйский и Василий Серебряный. Не тот Василий, который Казань ухитрился столь ловко взять, что теперича мы тут сызнова сидим, а брат его двоюродный по матери. Что-то затевают они возле кремля, а никому не сказывают. Князя Александра Горбатого-Шуйского ты на советах у государя встречал, а это – князь Микулинский, наместник казанский. Ожидает, пока мы ему дорогу в ханские палаты расчистим. Сам бы хотел, да пока воеводские места в царских палатах делили, он здесь, в Ивангороде пребывал.
Князь Микулинский выглядел лет на сорок, имел обширную ухоженную бороду, поддоспешник носил стеганный серебряной нитью, и тафья на его лысине тоже блестела серебром.
– Кстати, о воеводах, – смог наконец Андрей вставить слово в монолог Воротынского. – Не хочу я пастухом при простолюдинах прослыть, желаю воеводой числиться. Не подсобишь?
– Да я к тебе, Андрей Васильевич, со всей душой, сам знаешь, – кивнул Михаил Иванович. – Да только что же мне поделать? Иоанн тебя самолично прямым приказом к простолюдинам причислил. Как же я его волю переменю?
– Вот видишь, княже, и ты меня простолюдином нарек, – попрекнул друга Зверев.
– Ну прости, прости, – вскинул руки воевода. – Хочешь, еще кусочек наколю? Давайте, други, давайте вместе за князя Сакульского выпьем, что показать себя успел изрядно, хоть и молод на зависть.
Все дружно осушили кубки, каждый из которых вмещал никак не меньше полулитра вина, и Андрей понял, что нужно быстрее переходить к делу – пока воеводы окончательно не захмелели.
– Михаил Иванович, я ведь не под руку к тебе от государя прошусь, уж извини за дерзость. А прошу подсобить стрельцов через дело настоящее пропустить, дабы себя показать смогли. Ну а не покажут… Тогда в монастырь уйду от позора, что остается?
– Экий ты, – мотнул головой воевода Большого полка. – Где я тебе такое дело возьму, чтобы полк целый себя показал? Я же не ногайцами командую, дабы вдруг их всех на тебя бросить.
– А ты мне тех, что в Арском лесу, отдай.
– Вона ты куда наметился… Так они не мои, они князя Александра. Что скажешь, воевода? Отдашь татар арских вьюноше горячему?
– Пусть забирает, этого добра не жалко, – снисходительно отмахнулся князь Горбатый-Шуйский.
– А поможете?
– Ты поперва скажи, чего просишь. А уж там и ответ дадим.
– Татары – они до грабежа жадные, – выпив заботливо долитое вино, начал излагать Зверев. – Коли обоз богатый увидят, ни за что не устоят. Вот я и подумал: что, если мои стрельцы обоз на Арское поле приведут? Вид у них простецкий, бердыши и пищали велю припрятать и не показывать. Ну побросают в телеги, никто и не увидит. Как обоз составят – ближе к себе оружие возьмут, на землю положат. За возками все равно не видно. А чтобы басурмане подвоха не почуяли, ты мне сотен тридцать охраны дай, со стороны леса пусть прикрывают. С такой-то охраной они точно в богатый обоз поверят. Три тысячи мелкими сотнями не отогнать, хану Япанче всю силу собрать придется. Они ударят, боярские дети из охраны побегут – а татары точно к обозу, под пищальный залп, и выйдут.
– Ай да князь! – хлопнул ладонью о ладонь Воротынский. – Слыхали, что придумал? А, князь Александр, подсобим Сакульскому?
– Простолюдины супротив татар не устоят, – отмахнулся Горбатый-Шуйский. – Напрасные старания. Вот кабы детей боярских в засаде поставить… Да заметят их басурмане, не попадутся.
– А коли далеко поставить, княже? У меня за лагерем собрать. Идти им получится дальше, но коли татары в сечу со стрельцами Андрея Васильевича ввяжутся, то уйти не успеют, большая часть увязнет. А мы их со спины в рогатины и возьмем!
– Я! Я, Михаил Иванович! Дозволь мне сотнями охранными командовать! – вскочил со своего места Данила Адашев. – Мочи моей нет. Кто ни видит – братом Алешкиным называет. Свое имя иметь хочу! Дозволь в сече себя показать?
– Видать, ныне день добрых дел, – вздохнул воевода. – Ладно, быть посему! Поднимем кубки, друзья! За то выпьем, чтобы задумка князя Андрея Васильевича завтра успешной оказалась. Приведешь завтра обоз, княже? Ну так веди!
