Ирмата Арьяр - Огненная кровь
— Но он же был пьян в дупеля, этот придурок! Все сорок дней до бровей нализывался за упокой прежнего короля! Кто ж знал, что именно сегодня он протрезвеет настолько, чтобы на ноги встать?!
Он умоляюще посмотрел на Айрани, но фантом понуро уставился в землю. Я не стала тратить слов и потянула ее за локоток в дом.
Там, чувствуя, как неотрывно наблюдают невидимые глаза, ослабила на платье фантома шнуровку, уложила ее в постель поверх покрывала, даже напоила водой, как любящая сестра. Айрани вздохнула и закрыла глаза. В детстве я не знала других кукол, кроме деревянных солдатиков. Теперь наиграюсь.
От духов меня избавил визит Светлячка… с Сиареем. Командир воинства ласхов, способный чувствовать присутствие духов, мгновенно просек наблюдение и сильно возмутился. Аринт тут же поклялся объявить войну Белогорью, если Таррэ не снимет слежку за их подопечной княжной. Невидимые глаза тут же исчезли. Впрочем, и визитеры не задержались. Светлячок привез денежное вспомоществование от аринтского посольства. Как он сказал: аринты никогда не оставят соотечественника на чужбине без помощи, даже если он не маг. И подмигнул: мол, а красивой девушке помогут, даже если не соотечественница. Сиарей где-то по пути перехватил Эльдера и доставил его сердитое веснушчатое обличье вместе с корзиной продуктов.
После их ухода наконец-то можно было увести фантомов в убежище и сбежать самой.
Первым делом в убежище я дочитала письмо Рамасхи.
Действительно, в самом конце он сообщал, что второй горец из свиты Виолетты выдворен в Гардарунт. Оказывается, Рамасха уже через три дня взвыл, вытаскивая не сдержанного на язык гордеца и правдолюбца из передряг. Бегство ему тоже принц организовал, спасая незадачливого телохранителя Виолетты от императорских убийц. Яррен, этот заядлый дуэлянт, развернул в северной столице сущую войну за честь королевского дома Ориэдра с таким размахом, что глава его собственного дома Ирдари, дабы не ссорить Белые горы с могущественным соседом, лишил сына статуса младшего лорда, хотя из родовых книг не вычеркнул. Это надо же было Яррену обнаглеть до такой степени, чтобы самого императора обозвать дряхлой бесчеловечной сволочью и вызвать на дуэль, вступаясь за честь моей сестры! Упоминал принц Игинир и о том, что мне уже было известно: преследовать Яррена не стали лишь по просьбе Таррэ, ранее много лет жившего при императорском дворе. Любопытно, что он там делал.
Отложив письмо, я достала забытый подарок Рамасхи — шкатулку, украшенную тонким сине-серебряным узором. Ее мог открыть только «ключ сердца» — фантом, созданный мыслью и волей. В ней лежало настоящее сокровище: свиток настолько древний, что его удерживала в целостности только магия северян. Пергамент с едва различимыми рунами был покрыт тончайшей магической пленкой с перламутровыми разводами.
К свитку прилагалась записка от принца Игинира, гласившая: «Это для вас, Лэйрин. Наконец-то я нашел подарок, достойный того божественного чуда, которое милостью Небес я встретил в долине Лета».
Это оказалось полное описание обряда Поименования, связавшего нас с Робертом. Наверное, Рамасха будет расстроен, если узнает, что неполная копия свитка хранилась в архивах огненных королей и уже побывала в моих руках.
Первый этап Айшери, прядущих нить души, завершился очень быстро и почти насильственно: когда Азархарт убил Роберта, душа рыжего короля соединилась с моей незримой нитью, которую не могут оборвать даже боги. Пока я жива, его душа не уйдет в Небытие.
Второй этап божественного танца душ — Лайсе, прядущие нить сердца. Выбор друга, спутника, «второго сердца».
А третий этап — Ноиль, прядущие нить жизни, о котором так мрачно говорил Игинир и напомнил Таррэ.
Но, кроме уже знакомого мне описания, в свитке имелись подробнейшие инструкции к каждому шагу и показаны возможности и усиления, и обрыва всех уже сотканных нитей. Убийства «второй души», «второго сердца», «второй жизни». Спасибо, Рамасха, что предупредил. Или он надеялся, что я сама разрушу сотканный Робертом купол, который меня защищал?
Мне бы тогда и ознакомиться с драгоценным свитком подробнее, сколько бы сил это сэкономило! Но я уже слишком устала, чтобы разбирать древние полустертые письмена.
Игра всего лишь тремя фигурами вымотала меня до крайности. И это один только день! А что будет завтра? У меня холодели руки, когда я думала о том, что мне предстоит.
ГЛАВА 4
Неуловимый Яррен
Ночью я проснулась от тоски.
Щеки были мокрые. Удивительно. Я же почти никогда не плачу. Но что мне снилось, вспомнить не могла.
Огненные стены убежища тихо мерцали, Дорри сидела на полу у кресла, высунув язык и отчего-то чрезвычайно довольная, аж тихонько повизгивала. Я присмотрелась и охнула: ее длинная огненная шерсть шевелилась на загривке так, словно ее гладили невидимые пальцы. Опять шпионский дух? Нашли даже в убежище! — была первая мысль. Но чужого духа гончая не подпустила бы.
— Роберт? — я села на постели. Сердце забилось часто-часто. Показалось, что в кресле слабым сиянием, на грани видимости, наметились контуры его могучей фигуры, сидевшей как на троне в ночь его смерти. — Роберт!
Вскочив, я подошла, протянула руку. Пусто. Ладонь коснулась бархата обивки. И тут я на самом деле разревелась. Пусто. Стены, ранее успокаивавшие мягкими переливами огненной защиты, теперь давили. Мне было пусто тут и душно.
До боли захотелось услышать человеческую речь, увидеть перед глазами простор, вдохнуть ночную прохладу. Я быстро оделась и в фантомном сероглазом облике отправилась на знакомый берег реки. Там как раз прогорал костер, над которым томился котелок с травяным отваром, и никого не видно поблизости.
Длинный язык пламени оранжевой змейкой скользнул от костра в сторону, и через миг я уже стояла на траве под тихим ветром, вдыхая одуряющий запах трав. Мне лишь на минутку — почувствовать настоящую жизнь и душу Роберта, распростертую в светлых небесах Гардарунта.
Звезды утонули в серебристом мареве: близилось утро.
Табун значительно поредел: рыцари разобрали перед турниром. Лишь три стреноженных кобылы паслись на лугу. Дед Каниса спал, лежа на ворохе свежего сена и завернувшись в рогожу, а сверху еще укрыт добротным шерстяным плащом. С вышитыми серебром узорами, весьма похожими на гербы. Табунщики, конечно, разбогатели из-за грядущего турнира, но когда успели стать дворянами?
Со стороны реки послышался плеск, и я направилась к краю высокого берега.
Из воды выбирался полуголый парень. Точно не отец Каниса — слишком молод, лет двадцати. Мускулистый, сразу видно — боец. В его правой руке трепыхалась крупная рыбина. Внезапно, словно почувствовав мой взгляд, он вскинул голову, сверкнул улыбкой, но повелительно махнул рыбиной, как ожившим скипетром: