Гарри Тёртлдав - Легион Видесса
Гай Филипп тоже не улыбался. В отличие от большинства римских солдат, старший центурион хорошо знал, что такое партизанская война.
— Все местные крестьяне относятся к Зонару с большим уважением, — сказал он трибуну. — Вот настало бы для нас веселое времечко, если бы эти ребятки нападали на нас из кустов и с деревьев и исчезали бы прежде, чем мы могли пуститься за ними в погоню.
Он говорил по-латыни, так что Зонар уловил только свое имя.
Логика старшего центуриона была понятна Марку. Внезапно ему до конца стало ясно, почему столичные бюрократы так ненавидят провинциальную знать и так боятся ее. Для того чтобы заставить Зонара делать то, чего он делать не хочет, понадобится целая армия.
А ведь в этой округе — десятки таких зонаров. И, если уж на то пошло, даже армия бессильна принудить Зонара повиноваться. Он мог поднять на борьбу и вооружить крестьян…
И не только крестьян, как вскоре обнаружили римляне. В усадьбе сельский магнат держал отряд из шестидесяти хорошо вооруженных солдат. Это не были безупречные воины-профессионалы. Они кормились преимущественно со своих полей и садов. Но отсутствие солдатской науки, дисциплины регулярного войска и постоянных тренировок эти люди возмещали несравненным знанием местности и той же преданностью своему господину, которую выказал и старший пастух.
Прежде, как знал Скавр, такие солдаты-крестьяне были готовы защищать всю Империю. Но годы, прожитые под бременем жесточайших налогов, заставили их искать защиты от жадности имперских чиновников у местной знати. Землевладельцы, могущественные и амбициозные, были только рады возможности использовать разорившихся крестьян, чтобы раз и навсегда сбросить со своей шеи ярмо бюрократии. Чернильные души в ответ нанимали солдат и таким образом удерживали мятежных магнатов в повиновении…
Пока легионеры устанавливали на насыпи колья, Марк думал о том, что следствием такой “гонки вооружений” стали бесконечные гражданские войны: сначала мятеж Ономагула, затем бунт Дракса… Трибун недовольно хмыкнул. Если бы внутренние противоречия и усобицы не ослабили Видесс, йезды сидели бы, не шелохнувшись, далеко от границ Васпуракана. А не торчали бы, как грифы, под самыми стенами Гарсавры.
— Что из этого? — заметила Хелвис, когда он поделился с ней своими мыслями. — Если бы Видессу не нужны были наемники, мы с тобой никогда бы не встретились. Или, может быть, ты считаешь, что это было бы и к лучшему?..
В ее голосе звучали печаль и вызов одновременно.
— Нет, моя любовь, — ответил Марк, коснувшись ее руки. — Одни боги знают, насколько мы далеки от совершенства. Или Фос, если ты так считаешь, — быстро добавил он, увидев, что она плотно сжала губы. В который раз уже трибун проклял свою неуклюжую речь. Он не слишком верил в римских богов и упоминал о них просто по привычке.
Гай Филипп также услышал первую фразу трибуна.
— Гм, — промолвил он. — Если бы видессиане не нанимали солдат, они прикончили бы нас всех, едва только мы попали в этот сумасшедший мир.
— Это правда, — признал Скавр.
Гай Филипп кивнул и тут же поспешил обругать какого-то несчастного васпураканина, который оказался достаточно глуп, чтобы облегчиться прямо у реки. Бедняга тут же огреб на свою шею град ругательств. И неделю нарядов по уборке нечистот вдобавок.
Марк погрузился в раздумья. Гай Филипп очень редко вмешивался в разговоры трибуна с Хелвис. Было ли его замечание грубоватой попыткой сгладить острые углы в нелегких отношениях Скавра с женой? Если вспомнить о неприязни Гая Филиппа к женщинам вообще, то подобная попытка с его стороны была более чем необычна… Но трибун не мог найти другого объяснения.
Он пробормотал ритмичную фразу на старом греческом языке. Хелвис странно посмотрела на него.
— “Мой друг, что ни сказал бы ты, ты говоришь, не ошибаясь”, — перевел Марк. Кажется, у старика Гомера были ответы на все вопросы. Как жаль, что все эти ответы остались так далеко…
* * *Супругу Зонара, умную седовласую женщину, звали Фекла. Овдовевшая сестра Зонара, Эритро, жила с ними в одном доме. Эритро была на несколько лет моложе Ситты и отличалась довольно легкомысленным характером: любила поболтать и помечтать. У нее был истинный дар нарушать покой и уют, столь ценимые ее старшим братом.
Эритро была бездетной, но у Ситты и Феклы имелись взрослые дети: дочь и трое сыновей. Ипатия Зонара немного напоминала Марку Алипию Гавру с ее тихим, ненавязчивым умом. Ипатия была замужем за одним из землевладельцев — его имение располагалось на холмах к югу от усадьбы Зонара.
Муж Ипатии, судя по всему, и должен был унаследовать имение Зонара, поскольку единственный сын Ситты — последний из сыновей, оставшийся в живых, — Тарасий, был слабым, болезненным юношей. Тарасий переносил свое недомогание мужественно и смеялся над приступами кашля, которые то и дело сотрясали исхудавшее тело. Его молодое лицо было уже отмечено смертной печатью.
Двое его старших братьев вместе со многими крестьянами из поместья Зонара пали в битве при Марагхе, сражаясь под знаменами Ономагула. Несмотря на это, Зонар не поддержал мятежа своего соседа против Туризина Гавра.
— Как писал Калокир: “Когда бурлит гражданская война — надежно усидит на месте лишь толковый, неторопливый и практический; судьба же прочих — туман… ”
Скавр подавил улыбку, услышав цитату. Видессианского военного историка в последний раз обильно цитировал Ортайяс Сфранцез — самая жалкая пародия на солдата из всех, что встречались трибуну.
В столовой на стене висели в черной рамке портреты погибших сыновей Зонара.
— Довольно топорная работа, — сказала Марку Эритро. — Я хочу, чтобы ты знал: мои племянники были очень красивы…
— У тебя нет вкуса, милая сестричка, — проворчал Ситта Зонар.
Они с Эритро постоянно спорили, получая от этого огромное удовольствие. Если сестра рассуждала о хорошем вине, брат на другой день принимался хлебать пиво — только чтобы досадить ей. Она грозила утопить всех кошек в поместье и нежно гладила их по шерстке, как только брата не оказывалось рядом.
Но в данном случае Скавр был склонен согласиться с Эритро. Картины были работой недоучки — вне всякого сомнения, какого-то местного мазилы. Вместе с тем разговор о живописи натолкнул Марка на одну удачную мысль.
Два дня спустя после того, как легионеры разбили лагерь у поместья Зонара, трибун подошел к Стипию.
— Я хотел бы попросить тебя об одном одолжении.
— Ну, — милостиво позволил Стипий, не утруждая себя, впрочем, сугубой вежливостью.
