Терентий Гравин - Игрок поневоле
— Интересные у вас тут заморочки, — пришлось признать мне. — Но ты так ничего конкретного не сказал о себе.
— Да потому что сам вдруг засомневался, — вполне искренне признавался некромант. — Я ведь учёный, для меня малейшее отклонение в собственном поведении — уже повод для лабораторного исследования. И если раньше я об этом не задумывался, то после твоего вопроса с ходу отыскал в себе некие несоответствия. Понимаю, что с ними придётся разбираться, и не один день. Но… Разве это имеет для вас или для тебя какое-то принципиальное значение? Или от этого зависит обеденная порция каши в походе?
— Ха! Про кашу это ты здорово пошутил! Но можешь не волноваться, у нас никто в правах не ущемляется. Ни по половым признакам, ни по цвету кожи или её отсутствию. Вон даже к фейри мы относимся с огромным уважением за её ум, сообразительность, отзывчивость и высокий профессионализм. Кстати, не подскажешь, почему такая градация среди видов слуг? Одни кажутся невероятно сообразительными, другие менее?
По этой теме у академика оказалось очень много информации, основанной в том числе на личных наблюдениях и аналитических выводах коллег. И он охотно приступил к изложению. Вначале начисто развенчал нашу уверенность в том, что фейри самые умные, Скелеты-толстяки самые тупые, гули самые нарванные и боевитые, а лысые гномы — самые услужливые. Оказалось, что роли у них, как и таланты, могут меняться. И соотношения среди них создаются точно так же, как в любом ином однородном обществе, состоящем из людей. Кто-то более ленивый, кто-то лучше соображает, а кто-то истинный гений, и у него получается чуть ли не всё, к чему он приложит свои лапки, ручки или кости.
То есть простой, исполнительный и непритязательный в быту конюх на самом деле может оказаться гением изобразительного искусства. И во время своего личного отдыха рисовать чудесные картины. Примеров подобного предостаточно, хотя люди всё-таки, из своих шовинистических убеждений, стараются всеми силами утаивать, присваивать, а то и уничтожать талантливые поделки своих слуг. Потому что изначально были поставлены для управления бессмертными умертвиями.
Честно говоря, такая новость меня повергла в сильное смущение и никак в голове не укладывалась. Да и Пятница не смог удержаться от вопроса, произнесённого с некоторой обидой:
— Так они что, получается, умнее нас?
На что некромант заявил, что создатели или боги этого мира, видимо, великие экспериментаторы. Ибо наделили как местных жителей, так и умертвий, обитающих рядом с ними, совершенно одинаковым разумом. И теперь он сам поражается, с какой такой стати была проведена Стерилизация? Коль столько сил, разума и разнообразия было вложено в создание мира — зачем его впоследствии так безжалостно уничтожать?
И напоследок учёный подвёл итог:
— Ну а вопрос: умнее или нет, наверное, так и останется открытым до тех пор, пока фейри, гули, лысые коротышки или скелеты не станут заседать в канцелярии и принимать самое посильное участие в управлении городом. Про жандармов-крабов я уже не упоминаю, всеми признано, что они философы, аналитики и лучшие следователи.
Примерно к тому времени мы завершили все свои дела в этом огромном казённом здании. Собрали всё, что надо, дождались полного окоченения фальшивого трупа и подались с гружёными носилками к выходу.
Глава 19
Неожиданный конкурент?
Уже на первом этаже мы, запыхавшиеся от переноски тяжести на носилках, но зато наполненные новой информацией, первым делом поинтересовались у Димона, стойко бдящего на своём посту:
— Ну и как скелеты?
— Эти сволочи даже не смотрят в мою сторону! — со злостью доложил Чайревик, с подозрительностью поедая меня взглядом: — Может, мне и не стоило тут торчать всё это время?
— О! Чуть позже тебе наш новенький расскажет о гениальности некоторых умертвий, и ты сразу поймёшь, насколько ценным оказалось твоё нынешнее присутствие на посту. А пока двигай первый, потом перехватишь у Санька́ носилки. И молчи как партизан, не вздумай хоть слово ляпнуть!
Хорошо, что предупредил, поскольку для охранников отыскались новые причины, чтобы к нам придраться. Например, самая первая:
— Чего это ваш третий товарищ так и простоял внизу?
— У него фобия. Лестниц боится, — изгалялся я в фантазиях. — А лифтов-то у вас ведь нет! А почему? Буду жаловаться губернатору!
Не слава богу оказалось и с бумагами навынос, и с метками для умертвий:
— Как это вы так быстро всё успели оформить?
— Ха! Так сегодня совсем очередей нет! К тому же чиновники объявили день «открытых дверей и скоростного обслуживания посетителей». Вот потому нам и повезло.
— И труп какой-то у вас…
— Несвежий? Тоже пожалуюсь губернатору, что до сих пор холодильников у вас здесь нет специальных. Кто же так трупы содержит в неправильных условиях? Всё расползается и портится. Безобразие! Да и вообще, как вы сами на посту выглядите? Почему шлем и кольчуга не чищены? Блестеть всё должно, а вы смотритесь, словно бездомные сироты на рынке.
Пока я так наглел, Пятница уже забрал своё оружие из комнаты хранения и заменил меня на носилках. Да и охранники примолкли, явно задумавшись над моими словами. Кажется, мнение со стороны их действительно как-то волновало, потому что один попытался костями чуток протереть свисающую на рёбра бармицу.
Разве что второй задал слишком странный вопрос чуть ли не в спину мне:
— Завтра вас тоже ждать с прошениями?
Хотелось соврать, пусть, мол, ждут, но не стал. Мало ли что! Вдруг мы не заявимся с утра, а нас сразу в розыск объявят? Потому и ответил неопределённо:
— Не знаем ещё, как карта ляжет.
На площади, к моему вящему успокоению, царили тишь и благодать. Даже рассерженное долгим ожиданием личико сияды меня вначале не испугало. Зато её первые слова настроение всё-таки подпортили.
— Димончик! Ну почему так долго? — обратилась она к рыцарю, подскочив к нему со стороны и с сочувствием заглядывая в глаза. — С тобой ничего не случилось?
Смотрелось это так, словно мы не посиневший труп вынесли на носилках, а непосредственно самого «Димончика». У меня в голове сразу стали крутиться весьма непритязательные рифмы к этому уменьшительному имени, самое доброе из которых звучало как «Лимончик». Наверное, из-за напавшего на меня раздражения мы и носилки на повозку водрузили грубо, без всякого почтения к ещё живому академику. Быстро накрыли его тряпкой и щедро полили водой из фляг.
— Зачем? — поинтересовалась Даниэлла, брезгливо морща носик, хотя трупного запаха не ощущалось.
