Джон Толкин - Хроники Средиземья
Никто не проронил ни слова. Опираясь о скалу справа, миновали гуськом карниз, и вдруг скалы словно разошлись и взглядам открылась уютная, поросшая травой лощина. Снизу этот проход заметен не был из-за карниза; издалека же казался всего лишь одной из многочисленных расщелин. Лощина упиралась в каменную стену, поверхность которой у самой земли была столь гладкой, будто ее долго и любовно обтесывали, — гладкой и ровной, ни щелки, ни тебе трещинки.
В стене не было ничего такого, по чему можно отличить дверь — ни косяка, ни засова, ни замочной скважины. Но все трое были уверены, что наконец-то отыскали потайной ход.
Они стучали по стене кулаками, пинали ее ногами, нажимали и толкали, читали все обрывки древних заклинаний, какие только приходили на память. Но стена не поддавалась. В конце концов решили бросить это дело и попытать счастья в другой раз, уже всей компанией. Передохнули на травке и под вечер вернулись в лагерь.
* * *Лагерь бурлил едва ли не ночь напролет. Всех снедало нетерпение. Утром все было готово к выступлению. Бофур и Бомбур остались охранять лагерь и приглядывать за пони, а прочие прихватили с собой по мотку доброй веревки, поднялись по лесенке в скале и вскоре достигли каменного карниза. По нему прошли цепочкой, бросая боязливые взгляды под обрыв — до земли было футов сто пятьдесят; вдобавок внизу торчали острые камни. Но обошлось без неприятностей, до травянистой лощины добрались целыми и невредимыми.
Там разбили верхний лагерь и мало-помалу подняли в него на веревках свое снаряжение. Порой какой-нибудь покладистый гном — к примеру, Кили — спускался вниз, чтобы узнать новости или подменить Бофура. Что касается Бомбура, тот наотрез отказался подниматься — ни на веревке, ни пешком.
— Пузо у меня не то, чтобы по кручам лазить, — объяснил толстяк. — Вот закружится у меня голова, наступлю я себя на бороду и упаду в пропасть, и останется вас тринадцать. А веревки — да какая веревка выдержит этакую тумбу?
Скажу вам по секрету: очень скоро Бомбуру доказали, что он ошибался.
* * *Гномы обследовали карниз и выяснили, что он ведет мимо лощины куда-то вверх, но подняться по нему не отважились и вообще старались далеко от лагеря не уходить (впрочем, куда уходить, коли дверь — вот она, совсем рядом). Наверху было тихо, не слышалось даже вороньего грая, лишь посвистывал в расщелинах ветер. Говорили вполголоса, а песен не пели вовсе — чудилось, будто за каждым валуном притаилась неведомая опасность.
Дверь упорно не желала открываться. Гномы прихватили с собой из Эсгарота множество самых разных инструментов, но толку от них было чуть. Деревянные ручки раскалывались и ломались, оставляя в ладонях занозы, а стальные насадки слетали или гнулись, будто свинцовые. К тому же от ударов начинало гулять по лощине эхо, и гномы испуганно втягивали головы в плечи, ожидая, что из-за гребня вот-вот вымахнет дракон. Хотели было подкопать стену, но вовремя сообразили, что заклятие, наложенное на дверь, не позволит зарыться сколько-нибудь глубоко. Им так не терпелось проникнуть в потайной ход, что они начисто забыли о надписи на карте и о сроке, который назначили лунные руны.
Бильбо изрядно утомляло это бесцельное «сидение на пороге» — на самом-то деле, конечно, никакого порога не было и в помине, так, узкая полоска травы между каменной стеной и горловиной лощины; гномы же прозвали ее порогом потому, что кто-то вспомнил давнишние слова хоббита, сказанные на вечеринке в его норе: «Нужно просто посидеть на пороге, пораскинуть мозгами». Вот они теперь и раскидывали, когда не пытались открыть дверь или не бродили бесцельно по лагерю, день ото дня становясь все угрюмее.
Впрочем, гномы опускать руки не собирались. Но хоббит уже утратил всякую надежду. Целыми днями он сидел, прислонившись спиной к скале, и глядел на запад — за отроги Одинокой горы, за черное Лихолесье; и ему казалось, будто он смутно различает вдалеке очертания Мглистых гор. Когда же гномы спрашивали, чем он занимается, Бильбо отвечал:
— Сами же говорили, мое дело — думать. Вот я и думаю.
Мне почему-то кажется, что господин Торбинс думал в основном о вещах посторонних, с потайным ходом в недра Горы никак не связанных — о тихой зеленой Хоббитании, о милой Круче и о своей уютной норке.
Порой Бильбо отводил взгляд от безбрежных далей и принимался мрачно рассматривать серый валун, лежащий посреди лощины, или наблюдал за улитками — большими, жирными улитками, которые облюбовали каменные стены лощины и медленно, с трудом переползали с места на место.
— Завтра начнется последняя неделя осени, — сказал однажды Торин.
— А за осенью придет зима, — прибавил Бифур.
— И наступит новый год, — закончил Балин. — Сдается мне, прежде чем мы чего-нибудь добьемся, по нашим бородам можно будет спускаться вместо веревок. Что-то наш прославленный добытчик совсем от дела отбился. У него есть колечко-невидимка, верно? Так пусть наденет его, проберется через Парадные Врата в пещеру и узнает, как там обстоят дела.
Услышав эти слова — гномы беседовали в двух шагах от него, — Бильбо пришел в ужас.
«Кошмар! — мелькнуло у него в голове. — Друзья называется! И почему я вечно должен их выручать? Разве я похож на мага? Что делать, что мне делать? Ведь как знал, что под конец со мной обязательно случится какая-нибудь скверность! Да если меня и вправду зашлют под Гору, я же никогда оттуда не выберусь!»
Ночью он не сомкнул глаз — настолько ему было плохо. Наутро гномы разошлись в разные стороны: кто спустился в нижний лагерь проведать пони, кто отправился бродить по склонам Горы, кто снова взялся за дверь. А Бильбо опять уселся на пороге; он то пялился на серый валун, то вперял взгляд в голубые просторы на западе. У него почему-то возникло странное ощущение — что-то должно произойти. «Может, соизволит вернуться Гэндальф?» — мрачно подумал он.
Поднимая голову, хоббит видел далекий лес. Когда солнце начало клониться к западу, лиственный полог Лихолесья вдруг окрасился желтым, будто солнечный свет отразился от пожухлой листвы. Солнце между тем опускалось все ниже. Вот оно оказалось на одном уровне с глазами Бильбо. Хоббит встал, подошел к каменному карнизу. Над окоемом поднимался бледный серпик новорожденной луны.
Вдруг за спиной что-то словно хрустнуло. Бильбо обернулся. На сером валуне сидел огромный дрозд, иссиня-черный, с желтой грудкой в черных крапинках. Хрум! Дрозд поймал улитку и теперь пытался расколоть о камень ее раковину. Хрум! Хрум!
И тут Бильбо догадался! Забыв о том, что его могут услышать соглядатаи дракона, он выбежал на карниз, закричал и замахал руками. Гномы поспешили к нему, гадая, что такое могло стрястись; те, кто находился внизу, стали требовать, чтобы их подняли (а Бомбур сладко спал).
