Свитки Серафима (СИ) - Осипова Иванна
Как и ожидалось, первый вопрос был о чемодане. Алексей был готов.
— Довёз. Хорошо, не волнуйся, — собравшись с духом, он выдохнул. — Послушай, дед. Сядь. Нет, не страшно… Сядь, говорю. Ты когда-нибудь видел перстень с готической «Т»?
Молчание деда было недолгим, но тревожным, а Алексей словно угадывал развитие разговора. Конечно же, старик помнил необычное кольцо, которое носил отец. После смерти старшего Лукашова оно пропало. Тогда решили, что убийца купился на серебро.
Неустойчивая связь не позволила говорить долго, но Алексей успел сказать главное — икону забрали надёжные люди, чтобы спрятать. Дед же вспомнил, как отец, показывая украшение, говорил, что можно доверять человеку с подобным знаком. О подробностях расскажут друг другу позднее. У Алексея отлегло от сердца. Задание деда он выполнил, и тот вполне доволен результатом. Артефакт далеко и посторонним не достанется.
Дождь застал историка на подходах к дому. Небо помрачнело, набухло серостью. Тёплая, пахнущая свежей едой, кухня Варвары показалась Алексею самым лучшим местом, чтобы переждать непогоду. Впрочем, он больше никуда и не собирался. До похода в «Часики» оставалось больше суток. Можно спокойно полистать блокнот с записями, всё обдумать и выспаться, наконец.
Он успел всё, даже удивиться, как неожиданно жизнь сделалась размеренной и спокойной. Целые сутки никто не искал с ним встреч, не звал в неизведанное, не приходилось бежать, цепляя на себя лавину информации и событий. Слишком хорошо, но и непривычно скучно.
Под шум дождя Алексей заснул быстро, не услышав под утро, как баба Варя собралась на работу, шелестя прозрачной плёнкой, заменившей ей плащ. Посторонний звук ворвался в размеренные потоки воды внезапно, заставив подскочить на диване. Наскоро натянув брюки, не застёгиваясь, Алексей прошлёпал босыми ногами к двери, в которую отрывисто и тревожно стучали. Мрак за окном и не думал сменяться предутренней серостью.
— Кто⁈ — Он вначале прислушался, но, когда звуки повторились, хрипло вытолкнул из горла короткий вопрос.
Со сна реальность немного плыла, плохо отпечатываясь в сознании.
— Я! Ксана! Алёша, я промокла, — женский голос за дверью дрожал.
Алексей немедля открыл, впуская в коридорчик осеннюю сырость и, тенью метнувшуюся, бывшую возлюбленную. Вода стекала по тёмным волосам Оксаны, капала с одежды на пол.
— Снимай быстрее. — Он начал помогать стягивать тонкий плащик, деловой пиджак, под которым даже блузка прилипла к телу, показывая притягательные формы.
Историка обдало горячей волной. Ничуть не смутившись, Ксана уже расстёгивала кофточку.
— Такой ливень, — выдохнула она низко, тягуче, и взгляд у неё был такой же, обволакивающий.
Она плавно прошлась глазами по полураздетому, всклокоченному со сна мужчине.
— Сюда.
Алексей машинально открыл дверь в ванную, не в силах отвести взгляда от стройной фигурки подруги. Когда зашумела вода, он словно вынырнул с глубины, хватая ртом воздух. Такой желанный натиск Оксаны походил на грозовую бурю. Молния попала точно в историка, мигом всколыхнув память. Из прошлого услужливо выскочило самое сладкое и приятное, что у них было. Совсем смутно пронеслась мысль, что же привело Ксану в такой час в чужой дом.
Сообразив, он метнулся к сумке, вытащил чистую рубаху и просунул в узкую щёлочку двери. Тонкая рука перехватила ткань.
— Спасибо, дорогой.
Вода затихла.
— Горячего выпьешь? — Алексей было обернулся к кухне, но жаркая ладонь коснулась плеча.
— Есть что-нибудь получше? — Правильный рисунок губ Оксаны многозначительно изогнулся, тонкие пальцы прошлись по коже, провоцируя напряжение мускулов.
Он замер, охватив взглядом женский образ перед собой. Рубашка не прикрывала маленьких аккуратных коленок, в распахнутом вороте виднелась ямка на шее и трогательные косточки ключиц, совсем девичьих, если бы не внушительные округлости ниже. Несомненно, за последние годы Оксана расцвела, наполнилась женской силой, подобной омуту, куда захотелось нырнуть разом, раствориться хотя бы на время.
Алексей подался к зовущему его телу, не думая о том, что будет после. Здесь и сейчас она была нужна ему. Он желал этого с первой секунды, как увидел Ксану в ресторане вокзала. Так сладко было получить желаемое, прижать, полностью присвоить себе. Она изгибалась ласковой кошкой в его руках, послушно и умело; звала за собой голосом древнейшего из инстинктов, — полностью раскованная и свободная. Алексей не помнил, была ли она такой раньше, но ему нравилось, как жадно Ксана утоляла их общую жажду.
Жалобно поскрипывал диван. Одежда на полу сиротливо жалась к ножке стула. Это был настоящий взрыв сразу всех чувств, уносящий и незначительную мысль мощным потоком, сминая логику.
Оглушённый Алексей не обращал внимания на то, как тихонечко ноет в груди, обретённое после видения, веретено силы. Он всё яростнее удерживал, подминал под себя легко поддающуюся Ксану, вдыхал острый осенний аромат влажных волос и свежесть кожи. Она же открыто и просто позволяла брать себя.
Пройдя пик, они немедленно распались на две части, бывшие когда-то целым. Обнажённая спина Оксаны белым пятном мелькнула в полутьме. Она ушла в ванную, а Алексей, всё ещё без единой мысли, восстанавливал дыхание, удовлетворённо переживая опустошение. Историк не заметил, как навалился быстрый и неглубокий сон.
Неизвестно, сколько прошло времени. Вынырнув из полудрёмы, он понял — руки больше не сжимают в объятиях гибкое тело, что уже казалось привычным. За окном чуть посветлело и дождь прекратился. Свет из коридора косо ложился на пол в проёме двери. Там двигалась тень. Протерев глаза, Алексей рассмотрел Оксану, торопливо копающуюся в раскрытом чемодане деда. Она была полностью одета. Тонкий плащик оставался влажным и немного помялся.
Протрезвел от сладкого хмеля он сразу. Точно ужалило острой иголкой под рёбра. Обжог изнутри огонь, бывший когда-то просто тёплым солнцем. Незнакомая прежде сталь собрала разрозненные осколки души. Укусив себя за нижнюю губу, Алексей окончательно вернул реальность. Следом родилась злость. На себя.
«Наивный идиот! Как же легко тебя оказалось провести», — он мысленно добавил и другие, более крепкие выражения.
Понимал, не ожидал от когда-то близкого человека подлости, поэтому ругать себя было не за что, но злился. Что он знает о жизни Оксаны после расставания? Где она была и с кем? Из рассказа Ярослава: бизнесмен-коллекционер не может остановиться, желая заполучить артефакт. Они знали о Сакральном Даре и деде. Обыски на его квартире произошли дважды. Значит, и Оксану подложили…
Во рту сделалось мерзко.
Дверь была едва приоткрыта, а подруга увлечена содержимым чемодана. Она и не увидела, как осторожно Алексей поднялся, натянул брюки, сделал несколько шагов по комнате и скользнул в коридор, перекрывая доступ к выходу.
Алексей встал перед дверью суровым стражем и сложил руки на груди. Злость перекипела в нём, слившись с огненным веретеном силы, словно сделав его крепче и устойчивее.
— Не трать время, Оксана. Там нет того, что тебе нужно. — Он услышал, насколько собственный голос звучит холодно, отстранённо и пугающе вкрадчиво.
Он никогда не замечал за собой способности играть интонацией, предпочитая говорить откровенно, что думает. Особо воздействовать на людей Алексей так же не умел, но в этот момент льдом охватило позвоночник от внезапного открытия в себе чужеродной бездны. Оксана отшатнулась к стене. Взгляд её заметался, как будто искал защиту или опору.
— Я… — Она явно не знала, что ответить, мучительно подбирала оправдание. — Чемодан задела. Он раскрылся.
— Больше не лги. Пожалуйста, — вязко и тихо произнёс историк, наслаждаясь ровным горением веретена в груди и новыми ощущениями силы.
Опять, как и с интонацией, произошла метаморфоза, губы сами собой растянулись в саркастичную усмешку. Соприкосновение с Сакральным Даром будто разрубило узлы, с давних времён сковывающие нечто непознанное в душе. Неожиданно, Алексей вспомнил образы из детства, когда всего один раз ударил старшеклассника, вымогавшего у него, первоклашки, деньги. Ударил слабо, как смог, но ледяное пламя стального стержня внутри вылилось через взгляд. И парень, на две головы выше ростом, отступил, споткнулся и, падая, рассадил затылок. Крови было много. Маленький Алёшка испугался, а чувство вины надолго засело в детском сознании.