Горн Стихий (СИ) - Флат Екатерина

— Ага, фигушки, Эридан завтра его победит.

— Ох, Карина, даже собственная смерть Алагиром продумана и является лишь одним из этапов его замысла. Но не думай пока об этом. Понимаю, прозвучит странно, но то, к чему Алагир стремится, все-таки в каком-то смысле… для всеобщего блага.

Ненавижу эти слова.

— Ладно, благо так благо, — я вздохнула. — А с Русланом как быть? Как сделать так, чтобы Паладины не узнали о соединении талисмана?

— Тебе не удастся это скрыть, сама же прекрасно понимаешь.

— Мне иногда кажется, что мне проще умереть, чтобы решить эту проблему, — глухо произнесла я.

Кариан вздрогнула.

— Смерть — это уже самый последний вариант, — прошептала она, отведя глаза, — только если не будет другого выхода…

Исчезла и Кариан, и Храм Огня. И сквозь истончившуюся пелену сна я услышала голоса.

— Ну вот что ты расшумелся, — вздыхал Вадим, — все ведь обошлось. Сам же видел, живая она и невредимая, спит себе спокойно.

— На твое счастье, что живая и невредимая, — Руслан явно пребывал не в самом лучшем расположении духа, — иначе ты был бы первым, кого бы я по стене размазал. Какого черта ты вообще ее в испытание Равновесия впутал?!

— Ай, ну давай ты меня завтра прибьешь, а? — устало пробормотал Вадим. — Дай поспать спокойно…

Продолжения я не услышала, сон снова меня сморил.

Я проснулась от истошного Сашиного вопля, с перепугу даже свалилась с раскладушки, причем спросонья мне показалось, что свалилась я с большей высоты. Но размышлять над этим философским вопросом было некогда, я вскочила и, путаясь в пижаме, помчалась в зал, откуда и донесся вопль.

В зале кроме Саши, Лоэтана и Воэтина обнаружился ребенок. Мальчонка лет семи. Лохматый белобрысый и озадаченный. Саша смотрела на него, как на привидение, Воэтин подпрыгивал от любопытства, а Лоэтан растерянно чесал затылок.

— Вы чего? — поинтересовалась я.

Все как по команде повернулись ко мне. На краю сознания у меня настырно маячила мысль, что окружающий мир малость какой-то не такой. Но толком я ее додумать не успела. Едва взглянув на меня, Саша издала сдавленный стон и упала в обморок прямо Лоэтану на руки. Ее растерянный муж тут же отправил Воэтина за нашатырным спиртом. Выбегая из зала, мой племянник поравнялся со мной, и мне поплохело — он каким-то образом вымахал за ночь и теперь ростом был даже на пару сантиметров выше меня.

— Что происходит? — я перепугано смотрела на Лоэтана.

— Сам не знаю, — ошарашено ответил он.

Все это время с крайним изумлением смотрящий на всех неизвестный мальчонок вдруг спрыгнул с дивана и, путаясь в пижаме, которая явно принадлежала взрослому, рванул в коридор. Я поспешила за ним. Он тормознул возле зеркала в прихожей и с крайне нехарактерной для ребенка интонацией выругался:

— Вот ведь хрень.

Я опешила.

— Вы-вы-вадим?.. — заикаясь выдала я, наконец, поняв на кого он так похож.

— Ага, — мрачно отозвался он, — я тоже тебя сначала не признал.

— В… в каком смысле?.. — перепугалась я, подошла к нему, мельком взглянув в зеркало. Заорала так, что оно едва не треснуло, но все же продолжало немилосердно демонстрировать белобрысого мальчишку, рядом с которым стояла мелкая рыжая девчушка лет шести с крайне перепуганным выражением лица.

— Что происходит?! — завопила я в панике, тряся Вадима за воротник необъятной пижамы.

— Ты же сама видишь, — растерянно кивнул на зеркало он.

— Нет, ты мне объясни, почему я впала в детство?! — я была близка к истерике. — Если для тебя это и нормально, то я к таким метаморфозам не привыкла!

— Ты погоди, это только начало, — задумчиво отозвался он, разглядывая свое отражение.

— То есть? — перепугалась я.

— Еще немного и, как ты выразилась, в детство впадет наш разум, — зловеще пообещал Вадим.

Это «немного» заняло буквально пару минут. Но в то же время где-то на краю детского сознания все равно маячила взрослая я, но доступа к происходящему не имела и могла только с ужасом созерцать.

Лоэтан умчался за Паладинами. Кое-как успокоившаяся Саша усадила нас завтракать. Вадим уныло бороздил ложкой манную кашу в своей тарелке, Воэтин радостно нас разглядывал. Я же бухнула в свою тарелку вазочку с вареньем и теперь с вдохновением занималась градостроительством: по берегам реки из варенья высились манные дома, по которым скакал Прядущий.

— Саша! Дай мне булочку! — потребовала я.

— Ты сначала кашу съешь, — возразила она.

— Как я могу это есть? — возмутилась я. — Это же пауковский город!

— Частная собственность, — тут же добавил Прядущий.

Воэтин засмеялся, а Вадим меланхолично возразил:

— Да разве это город? Деревня какая-то.

— Сам ты — деревня, — обиделась я и зашвырнула в него ложкой.

Вадим не остался в долгу, но поступил подлее — он начал кидаться в меня манной кашей, используя ложку как катапульту. С радостным воплем к нему присоединился Воэтин. Я едва успела укрыться под столом. Правда, обоям укрываться было некуда, теперь по ним растекались снаряды из манной каши.

Саша уже была близка к истерике, но, к счастью, вернулся Лоэтан. При том не один. Увидев нас, Олег аж расхохотался. Андрею же явно было не до смеха. Проследив шокированным взглядом, как я пронеслась мимо него к холодильнику, он уставился на Сашу.

— Я тут не причем, — она развела руками. — Они такие уже утром были.

Сложно описать этот день из-за раздвоения моего сознания, он запомнился мне лишь отдельными эпизодами.

Сидели все в зале. Мирная троица: я, Вадим и Воэтин изображали послушных детей, все остальные тихо переговаривались, когда в дверь позвонили. Саша пошла открывать. Жалко, что я не запомнила выражения лица Руслана. Помню только, как он одним глотком осушил пузырек с валерьянкой, которую капал себе перед этим Андрей. Олег уже не знаю в какой раз повторил, что это временно, продлится не больше, чем до завтра, и что это Равновесие нас так наградило.

Следом примчалась Рита, которую Олег позвал помочь Саше.

— Ой, какая прелесть! — всплеснула она руками при виде нас. — А давайте Вадима таким и оставим? Я его тогда сама воспитаю, как мне надо.

Паладины дружно выступили против перевоспитания своего друга. Рита, правда, не расстроилась, восприняла происходящее с веселым восторгом.

Потом Вадим ревел белугой, а Рита с Сашей в один голос вопрошали, зачем я укусила его за ухо.

— Сам напросился, — обиженно ответила я. — И нечего орать так, будто я ему всю голову откусила.

Еще помню, как вкрадчиво у Руслана спросила:

— А ты женишься на мне, когда я вырасту?

— Ты сначала вырасти, — вздохнул он, — а потом уже на эту тему поговорим.

— Хотя нет, — я быстро передумала, — пока я вырасту, ты уже будешь старый и некрасивый. Так неинтересно.

Потом я каким-то образом вспомнила о существовании Авенсиса. Вспомнила и тут же позвала. Мой грифон со всего размаха врезался лбом в стекло в зале, но не смог его пробить. Я залезла на подоконник и открыла форточку, в которую он и протиснулся. Бедный мой грифон теперь был размерами с крупную курицу и тоскливо мне выдал:

— Карина, похоже, я буду первым ментальным грифоном, у которого случится нервное расстройство, — он порхал вокруг люстры.

Из-под дивана впервые за весь день высунулся притихший Ахтунг, проследил за ним хищным взглядом, но, видимо, решил, что такой птиц будет ему все же не по зубам, и снова забрался обратно, не без оснований опасаясь попасть в наши неумолимые детские объятия.

Под вечер я к тому же неожиданно обнаружила у себя поджигательные способности, и мы с Вадимом едва не спалили квартиру, за что конкретно влетело от Саши, которая уже была близка к нервному срыву.

А дальше вообще помню с трудом. Точнее, не помню вообще. Этот жуткий день, наконец, кончился.