Анатолий Махавкин - За дверью
— Я уже была там, — Ната повернула голову и я смог лицезреть её идеальный профиль на фоне разряда молнии, вонзающегося в угрюмые валы волн, — да, ты прав, всё очень мило: поклонение богам луны, танцы при звёздах и секс с мускулистыми мальчиками.
Паша покачал головой, словно у него затекла шея. Должно быть вспоминал. Я сам присутствовал при том странном инциденте, когда Наталья едва не силой отправила его с раскосой очаровательной аборигенкой, бормочущей: «Хэла, хэла». Удивительно, но в лице Королевы я уловил едва не мольбу. Странно, как и другие её поступки последнее время.
Павел некоторое время стоял столбом, исподлобья глядя на хозяйку и лишь потом позволил девице в юбке из пальмовых листьев увести себя прочь. Наташа провожал их взглядом, пока они не скрылись в зарослях благоухающего кустарника, а после издала вопль взбешённой львицы и набросилась на коричневого гиганта с выпуклой грудью.
— Ну и? — я опёрся о пропитанный влагой борт и тотчас мутная волна лизнула пальцы коричневым прохладным языком, — или секс в гамаках успел тебе наскучить? Помнишь, как первый раз ты и оба твоих ухажёра ссыпались вниз? Барабанщик даже с ритма сбился.
— Да, тот ещё идиотизм, — Наташа даже не улыбнулась, хоть воспоминание и было достаточно смешным, — сама не знаю, но последнее время все эти слащавые развлечения не вызывают ничего, кроме раздражения.
— А если учитывать тот момент, что ты ими никогда особо не интересовалась, — я присмотрелся, напрягая зрение: кажется, на самом краю горизонта мелькнула светлая полоска неба свободного от туч. Неужели буря подходит к концу? — однако и твоих прежних воскресных «литургий» я тоже не наблюдаю. Стало быть обитатели крысиных нор могут вздохнуть с облегчением?
— Они установили ей памятник, — прохрипел Павел и достав из кармана плоскую флягу, сделал маленький глоток, — Королева, вымаливающая грехи собственноручно убитого щипача. Трогательно, до слёз.
— Заткнись, — беззлобно прикрикнула девушка на него, — да, действительно, гол назад я видела эту статую.
— Битый час стояла, глядя на себя, а потом ушла и больше в норы ни ногой.
— Пашунтий, я ведь могу и рассердиться, если ты не закроешь рот.
Парень только криво ухмыльнулся.
Парень? Чёрт возьми, почему я его до сих пор так называю? Не один десяток лет этот странный человек остаётся всё в том же непонятном возрасте «не мальчика, но мужа» как это назвала Ольга. За этот срок многие из нашего окружения успели пройти путь от молодых красавцев и красавиц до уродливых седых стариков с отвисшей кожей и кучей болезней, а этот почти не изменился.
Даже Илья никак не смог объяснить загадочный факт и лишь развёл руками. А после угрюмо усмехнулся и назвал «силой любви». Возможно, очередной камень в мой огород с его стороны. Последние пару лет его вроде бы попустило, но поначалу он даже кидался на меня с ножом и стрелял из собственноручно сделанного ружья. Бесполезная затея и вдвойне бессмысленная, если учесть, что я сам очень жалел о смерти Вилены. Может и не так, как мой товарищ, но всё же…
Полоса на горизонте стремительно расширялась, точно чьи-то невидимые руки сдвигали полог туч, намереваясь спрятать его до лучших времён. Ветер тоже начал стихать и тут же уменьшилась высота волн, а их атаки утратили прежнюю ярость. Вот мутно-коричневый холм приподнялся на цыпочках, заглянул на палубу и опал, уже не в силах перевалить через борт. Шторм, вымотавший и корабль, и его команду, наконец то завершался.
Изменения в погоде заметил не только я: капитан пробормотал несколько благодарственных слов богам моря, официально запрещённых церковью Святого Орла и принялся выпутываться из страхующих верёвок. Со стороны рулевого колеса донеслись радостные вопли да и сам корабль, казалось, отряхивается от пропитавшей его влаги, точно мокрый пёс после дождя.
— И в этот раз мы выстояли, — пробормотала Наташа и я различил в её голосе странные нотки, точно она вовсе не радовалась победе над бурей.
— Сожалеешь? — я подошёл ближе, вглядываясь в тёмные провалы глаз, — предпочла бы отправиться на дно?
Ответа я не дождался. Девушка схватила за рукав сырого бушлата испуганного капитана и ткнув пальцем в далёкую полоску материка, сказала:
— Степан Феодосиевич, похоже вы выиграли главный приз, — когда тот, недоумевая, достал зрительную трубку, Ната пояснила, — пролив.
— Давай ещё, — почти потребовала Наташа и откинулась на спинку кресла. Тем не менее, капюшон продолжал скрывать её лицо в тени, позволяя видеть лишь подбородок и губы. Кажется они кривились, словно пытались сдержать усмешку.
Молоденькая служанка испуганной мышкой прокралась вдоль стены и умело набросала в камин свежих дров. Пламя урча набросилось на добычу, а девчушка остановилась рядом с нами, ожидая приказов. Я лишь лениво отмахнулся и взял кифару наизготовку. Вы хотите песен, их есть у меня.
Алая капля скользит по руке
То ли сок, то ли кровь, не понять,
Твой фантом, не прощаясь, исчез вдалеке
Мне, похоже, его не догнать.
И тоскливую боль не унять…
— На смерть Вилены? — поинтересовалась Ната и её губы вновь задрожали. Странно, обычно она старается не касаться этой темы, непонятным образом выживающей среди мутного тумана исчезающих воспоминаний.
— Нет, — сухо отрезал я, подёргивая струну, до её жалобного повизгивания, — с чего это ты вдруг решила покопаться в могилах десятилетней давности? Илью встретила?
— Не встречала. Не поэтому, — она покачала головой, — просто думаю: каково это, потерять человека, который был тебе настолько дорог? Смогла бы я пережить подобную потерю?
Ну что тут скажешь? Остаётся сдерживать саркастические замечания, так и рвущиеся наружу. Ты то, как переживёшь? Думаю тебе, моя разлюбезная Наталья, удастся благополучно пережить гибель всего нашего мира. И его исчезновение ты заметишь года через три — четыре, не раньше. Стоит только взглянуть на портреты девушки, чтобы осознать сию нехитрую истину. Как не пытались живописцы, но ни одному из них так и не удалось вдохнуть жизнь в маску холодного безразличия, написанного на лице Наташи. Впрочем, нет, было и другое выражение, но художники старались не общаться с девушкой, когда она превращалась в неистовую фурию, сеющую смерть вокруг себя.
Вспомнив о портретах Наты, я невольно посмотрел на стену, где висело полотно, изображающее финал Вронского побоища. Лучи солнца концентрированным потоком озаряли центральную часть, выделяя сияющим ореолом фигуры Наташи и Роберта. Девушка в белоснежных доспехах, с мечом в руке, стояла чуть впереди монарха, блистающего регалиями, словно защищала сюзерена, а фактически превращалась в главную фигуру экспозиции.
