Филип Фармер - Бегство в Опар
— Я полагаю, что ты уместил бы все описание в одном лирическом стихотворении — строчек девять или двадцать семь? — сказал Кебивейбес.
— Для истинной поэзии — предельный объем , — огрызнулся Хэдон. Однако, заметив, что бард обиделся, он добавил: — Не обращай внимания на мои слова, Кебивейбес. Я устал, голоден и обеспокоен. Лалилу так разнесло, что она того и гляди лопнет, как переполненный вином бурдюк. И я вымещаю свое настроение и страхи на тебе.
— Не говоря о том, что ты попросту не обладаешь ни вкусом, ни тактом, — бросил Кебивейбес, перемещаясь в противоположный конец шлюпки, который, увы, был совсем рядом. Бард уставился вперед, напряженная спина его выражала гнев.
На самом деле бард не больно-то преувеличивал, говоря о пережитых группой опасностях и приключениях. Много раз с минуту на минуту ожидал Хэдон гибели людей своей группы. Но всякий раз с невидимой, но явной помощью всемогущей Кхо им как-то удавалось преодолевать опасность.
Порою, когда непосредственной угрозы, казалось, не было, они все равно ощущали ее. Всего лишь три дня назад, в сумерках, шлюпка проходила недалеко от топкого безлюдного района — болот, которые простирались на многие мили в глубь суши, а затем резко обрывались у отвесных гор. Единственным кусочком суши, выступавшим между морем и горами, оставалась холмистая груда камней. Хэдон предположил, что здесь когда-то располагался древний город.
— Город был основан Бессемом, бежавшим сыном Кета, вынужденным скрываться. Бессем поссорился со своим отцом и в гневе убил брата. Кет не стал преследовать сына — старику едва уже не исполнилось шестьдесят, — и объявил, что если Бессем вернется, то будет убит тотчас же без суда. Потому Бессем отправился этим прибрежным путем на юг и остановился, добравшись сюда.
В те времена здесь существовало не болото, а низменность, плавно переходившая в горы. Вот тут-то Бессем и построил город из красного камня, добытого в этих же горах. Назвали его, конечно, Мибессем, город Бессема.
Все шло нормально. Многие перебрались сюда из Кетны, Сакавуру, из районов Северного Моря, Кему — жить в городе, сооруженном из огромных каменных блоков. Происходило все в ту пору, когда Море Опара оставалось почти неизвестным, а сама Микетна представляла собой небольшое поселение. На деле по времени это совпадало с экспедицией во главе с жрицей Лупоес в глубинные районы, где было найдено место, ставшее впоследствии Опаром, городом сокровищ.
Город Мибессем процветал, однако ходило множество историй, которые передавались людьми, жившими в горах за городом. Рассказывали, будто кто-то играет там на свирели, музыка сводит с ума мужчин и околдовывает женщин. Они идут за музыкантом в горные леса и исчезают навсегда. На рассвете возле фермерских полей вокруг города можно видеть уродливые создания. Хотя они явно имели вид животных, но напоминали некоторых исчезнувших женщин.
Сказывали, что этот Бессем в недобрый час решил построить свой город на земле дьявола. И будто этот демон на самом деле повелитель дьяволов, властитель безымянных созданий, которых всесильная Кхо в наказание согнала сюда из Кему, чтобы ее народ мог осесть здесь. Дьяволы, которых не убили или же захоронили в неглубоких могилах, так что они смогли выбраться из них до второго пришествия, нашли спасение в землях вдоль Южного Моря.
И вот теперь безымянный дьявол гневается, поскольку вторгаются в его убежище. А он все еще находится под давним запретом, наложенным великой Кхо на его род. Но он не может поднять руку на человека, будучи в ярости.
Однако Мать Всего Сущего не сумела запретить безымянным существам пользоваться другими методами. Более того, дьявол, если он не в гневе и не имеет намерения причинять человеку вред, мог коснуться или даже обнять человека. И вот, тот безымянный флейтист — призрак с искаженным лицом, который дышит по ночам за окнами, заводил игру на своей тростниковой свирели. И мужчины делались безумными, а женщины следовали за искусителем в убежище подле гор. И там они неведомо как ложились с ним и зачинали и разрешались отвратительными детьми.
Итак, Бессем был героем древности, могущественным человеком, подобного которому веками не видели оба моря. Он вооружился копьем, какое не способны поднять двое теперешних мужчин, и исполинскими шагами отправился в дикие места, чтобы разыскать демона и уничтожить его. Но он не вернулся, и свирель снова играла в копях за городом. Матросы рассказывали об этом в Кетне и в портах Кему.
И вот однажды Императрица Кхокарсы направила судно в Мибессем — проверить, истинны ли эти легенды. Если все это правда, жрица обещала избавить этот край от дьявола. Из-за бурь и пиратов судно год добиралось до Кетны. Капитану сообщили, что он опоздал. На торговом судне Кетны, вошедшем в порт Мибессем на рассвете, слышали чарующую музыку флейты, от которой стыла кровь в жилах. На мили вокруг разносилась она над спокойным морем задолго до того, как показался красный город. На самом деле на торговом судне так и не увидели города, поскольку ошибочно приняли за него темный холм, где он когда-то стоял. Возможно, “купец” разглядел наружные очертания холма, землю, наваленную дьяволом. Сие неизвестно, поскольку никто не отважился ступить в болото и тем более прорыть какой-либо ход в холме.
Итак, судно приблизилось к берегу, который более не являлся взморьем с мелким песком, а представлял собой ныне болото. Отлогий склон превратился в абсолютную плоскость; крокодилы и гиппопотамы плавали меж пальм и других деревьев, росших на крошечных островках.
Где же люди? Неведомо. Возникла страшная догадка, что им была уготована ужасная участь, и они лежат теперь под водами болота. Либо под землей, которой некий неведомый сатана завалил некогда горделивые башни и массивные стены Мибессема.
Так или иначе, команда судна не задержалась здесь. Пение свирели становилось все громче и громче, люди услышали всплеск, будто могучие ноги ступали по болоту. Деревья согнулись, словно нечто гигантское задело их. Даже жрица перепугалась, и капитан приказал гребцам быстрее отогнать отсюда галеру. Они избежали встречи с неведомым, шагающим по болоту, но звук флейты еще долго — многие мили — разносился между судном и бывшей землей Мибессема.
Хэдон смолк. Тишина. Лишь ветер посвистывает в такелаже да волны шлепаются о нос судна. А потом, вселяя ужас в души беглецов, с берега послышалась музыка флейты.
Пронзительно закричала Абет. Под бронзовым загаром Кебивейбеса исчез румянец. Он выругался. Большие фиалковые глаза Лалилы словно вознамерились выкатиться из орбит. Пага ухватился за ванты и прижался к ним, уставясь на берег; плоский нос от раздувавшихся ноздрей стал еще крупнее, а глаза, выпирая, того и гляди самочинно покинут лицо. Хэдон вцепился в румпель, будто он оставался единственной реальной вещью в мире. Все другое казалось неустойчивым, искаженным, неосязаемым. До этого мгновения он наслаждался рассказом, лишь немного пугавшим его и остальных слушателей. Пага по обыкновению воспринимал повествование скептически, время от времени недоверчиво фыркая. Но судя по всему, рассказ поразил его значительно больше, чем человечек хотел показать.
