Карл Вагнер - Тень Ангела Смерти
— Призови силы зла себе на помощь, Кейн! — язвительно усмехнулся Гаэта, увидев, как на повязках Кейна расплывается ярко-красное пятно свежей крови. Открылись раны, и скоро сила оставит противника. — Или твои темные боги оставили тебя в ужасе, ведь зло всегда бежит перед непобедимым мечом добра!
— Я не служу ни богам, ни безумным идеалам! — прорычал Кейн. — И не обманывайся — принципы не имеют никакого смысла для беспристрастного наблюдателя! — Он совершил неожиданный выпад, рассекший скулу Гаэты. — Первая кровь! — засмеялся Кейн.
Они продолжали сражаться в тишине, нарушаемой тяжелым дыханием и животным рычанием. Гаэта был опаснейшим противником — умный, опытный и выносливый воин, умело управляющийся с мечом. Кроме того, он был относительно свеж, а Кейн — измотан и истекал кровью. Однако Кейн сдерживал все безумные атаки Мстителя, не убавилась и зловещая красота узоров, которые рисовал в воздухе его меч. Двое воинов неустанно делали выпады и били сплеча, отражали удары и делали отвлекающие маневры — каждый был уверен, что скоро вымотает противника и положит конец этой битве.
Их мечи вновь скрестились. Два человека смотрели друг другу в глаза; два меча спорили между собой — миг, и они вновь готовы сшибиться.
Кинжал Гаэты располосовал правый бок Кейна до ребер. Кейн отбросил Гаэту на шаг назад и в то же мгновение метнул свой клинок. Гаэта замешкался, и, воспользовавшись этим, Кейн перехватил его левую руку. Напрягая мышцы раненой руки, Кейн пытался сломать запястье Гаэты. Клинок Мстителя вот-вот войдет под лопатку. И тут с хрустом сломались кости его предплечья, не выдержав чудовищного давления.
Гаэта задыхался и в бешенстве широко размахнулся мечом в надежде достать руку Кейна. Он готов был делать что угодно, лишь бы не чувствовать нечеловеческой боли. Кейн ослабил хватку, и в то же мгновение его меч сверкнул над плечом Гаэты. Страшный удар отсек руку. Красное от крови лезвие меча Кейна кололо и резало пытавшегося увернуться противника. В конце концов, Кейну ловким ударом удалось снять голову Гаэты с плеч. Голова с глухим стуком покатилась по мостовой.
Кейн стоял перед распростертым телом Гаэты Крестоносца, глубоко вдыхая воздух всей грудью. В бодрящей утренней прохладе облачка пара вились над красными от крови камнями, над потемневшим клинком и над ранами, покрывавшими тело Кейна. Они смешивались с паром от его дыхания и исчезали в утренней дымке.
Тяжело вздохнув, Кейн мрачно посмотрел на Алидора, лежащего посреди пустынной улицы. Кровь заливала его лицо и капала на юбку Рихейль. Кейн решительно направился к нему.
— Не надо, Кейн! — взмолилась Рихейль. — Пожалуйста, не убивай его! Алидор несколько раз спасал меня от этих убийц! Теперь ты пощади его ради меня! Прошу тебя, Кейн! Алидор не может причинить тебе зла сейчас!
Кейн переступал с ноги на ногу перед ними, его меч был поднят, он все еще горел жаждой убийства.
Алидор смотрел на него бессмысленным взглядом, его лицо застыло. Он даже не попытался защититься. Взгляды их встретились. Пожав плечами, Кейн опустил меч, кровавая ярость покидала его, оставаясь тлеть лишь в глазах, где ее искры никогда не затухали.
— Хорошо, Рихейль! — сказал он. — Я дарю его тебе. Но сомневаюсь, что твоя жалость поможет ему. Кажется, удар Гаэты раскроил его толстый череп.
— Нет, Кейн! Это его душа разбита! Со временем я смогу излечить раны его души.
— Ну что ж. — Кейн безрадостно засмеялся. — Значит, просить тебя поехать со мной бессмысленно. Хорошо. Я уеду прямо сейчас, Рихейль. Я достаточно пожил среди призраков. На меня навалились нездоровые думы, во внешнем мире меня ждет еще много приключений. С тобой было хотя б не так скучно. Я благодарен тебе.
— Прощай, Кейн, — тихо сказала Рихейль и вновь погрузилась в свои мысли.
Кейн что-то пробормотал, но Рихейль не расслышала. Он повернулся и пошел по пустынным улицам. Призраки мертвого Деморнта провожали его. Кейн покидал землю мертвых, мир теней, где господствует смерть, и нет места жизни.
Алидор застонал. С трудом сев, он потянулся к лежащему на земле мечу. Трясущимися руками он приблизил его острие к груди. Вселенная встала с ног на голову, похоронив его, Алидора, под обломками прежде прекрасных идей. Какой смысл увидеть гибель своих богов и продолжать жить самому?
— Алидор! Нет! — закричала Рихейль, увидев, что он собирается сделать. — Ради меня, не надо! Я хочу, чтобы ты жил! Вместе мы сможем покинуть эту землю мертвых и уйти в мир, где есть жизнь!
— Я думал, что следую за холодным и чистым светом правды, светом бога, — с мукой сказал Алидор. — А на самом деле служил смерти!
Острие меча уперлось в грудь. Успокаивающее забытье? Или попробовать вернуться к жизни вместе с Рихейль? Его душа была слишком изранена, чтобы принять решение…
МИРАЖ
Среди удушающей жары их настигла смерть.
Поминутно разражаясь злобными проклятиями, по пыльной горной дороге бежали изнуренные сражением наемники. Солнце палило вовсю, от его лучей не спасал даже широкий полог смешанного леса. Спотыкаясь на раскаленных камнях, люди с трудом продвигались вперед, измученные и отчаявшиеся, задыхающиеся от пыли, пота и удушающего запаха запекшейся крови.
Полсотни солдат, проигравших сражение. Люди, продавшие свои жизни честолюбивому бастарду, брату изнеженного властелина маленького королевства Крозант. Но Джассартион, так звали законного короля, оказался вовсе не глуп, даром что жеманился да носил батистовые сорочки; его соглядатаи, его личная гвардия оказались столь же надежны, сколь преданны были подданные.
В конце концов, его брата Таливиона подвесили в крошечной клетке, прикрепленной к огромным балкам того тронного зала, к которому манило его честолюбие. Теперь разрозненные отряды его раздавленной армии спасались бегством, преследуемые неутомимыми солдатами Джассартиона и мстительными подданными, жаждущими заработать на жизнях мятежников.
Награда за голову Кейна была огромной. Кейн был последним из офицеров неудачника Таливиона, до которого пока не добрались расторопные слуги короля. И хотя Кейн присоединился к заговорщикам слишком поздно, когда ничто уже не могло спасти обреченное предприятие, его выдающиеся таланты, особенно умение интриговать и воевать, снискали особое признание владыки Крозанта и его верноподданных. Даже мятежнику королевским воззванием было обещано полное прощение и больше золота, чем он мог заработать за десять лет солдатской службы, если он доставит Кейна ко двору живым или мертвым.
По правде говоря, слово Джассартиона никогда не было таким уж нерушимым, особенно если слово это дано было тем, кто должен был предстать пред лицом всем известного королевского правосудия, и все-таки предложение было весьма соблазнительным.
