Олег Кулаков - Найденыш
Страшно мне… Видать, душа покинула умирающее тело и ждет прихода Смерти. Теперь я ее увижу. Смерть свою. Может она уже здесь? Где? Между островом и галерой, над горбатым стекло моря висят четыре… волчка… И вправду, похоже: будто дитя великанское закрутило четыре волчка кряду. Один волчок здоровенный и три поменьше. Стоят волчки на остриях и бешено крутятся. Большой — золотого цвета, а поменьше — багровые с искрой. И прозрачные они — остров сквозь них видно.
На палубе галеры пронзительно визжат голоса. Ближе они стали, гораздо ближе. Я вижу как из общей кучи вырывается человек и продолжает продвигаться по палубе в мою сторону, отбиваясь от четверых насевших на него. Я узнаю в нем… Ожерелье. Трудно его узнать: он окутан мерцающим ореолом. Но я все-таки узнаю его. Ожерелье бешено рубится мечом и длинным кинжалом. Он падает на колено, бьет, затем еще раз. Из четверых нападавших остается двое. Он просто отбрасывает их в стороны и бежит ко мне. Вслед за капитаном я вижу кормчего, который бердышем рубит мясо налево и направо, а за Совой, оскалив зубы, дерется Улих… Три Ножа вернулся! Широченная спина в кольчужной чешуе заслоняет от меня капитана. Собакоголовый. Зверь останавливается на мгновение, взмахивает лапами, а затем переступает через бьющееся на палубе тело, отшвыривая за спину какой-то комок, который подпрыгивая катится ко мне по палубе. Комок становится все ближе и ближе, и я различаю в нем чью-то отрубленную голову. Голова докатывается до основания бруса, переворачивается в последний раз и замирает лицом кверху. Это голова Ожерелья. Оторванная голова Ожерелья. Не отрубленная. Оторванная.
* * *Жемчужное облако без конца и края вновь окружило меня. И прежняя чернильная клякса вновь дрожит, пританцовывая, подо мной. Но нет больше кристальной чистоты и радостного покоя. Прямо передо мной, осиянный, висит мой нож. Правильно, нож, ты появился вовремя — я не хочу больше жить. Иди ко мне. Резная львиная голова на рукояти ножа дрогнула и превратилась в голову Ожерелья. Закрытые глаза, сжатый рот, очерченный глубокими складами. Зачем?!!! Черты Ожерелья оплыли, как воск в пламени, и сквозь них проступило иное лицо. Мальчишеское. Мне смутно знакомы его светло-каштановые пряди и слегка курносый нос. Веки медленно поднялись, открывая карие, упрямые глаза. Губы раздвинулись в улыбке. Он узнал меня. А я его тоже стал узнавать, не смея себе поверить. Но улыбка едва мелькнула, и лицо на рукоятке исказилось гневом, сдвинув брови, и раскрыло рот.
— ВОЗЬМИ МЕНЯ! — Услышал я звонкий с хрипотцой приказ.
Я протянул к ножу невидимую, невесомую свою руку. И нож пропал. Но я был спокоен. Я чувствовал его рукоять, привычно легшую в ладонь. Жемчужное сияние стало быстро меркнуть. Оно ушло, растаяв как туман, и открыло серую стену.
И нож заговорил снова:
— ВИДИШЬ? ТЫ В ЛОВУШКЕ. ОТВОРЯЙ ЕЕ!
— Кто ты? — спросил я.
Вместо ответа на меня обрушилось тысячеголосое эхо повелевающего крика:
— КИДАЙ МЕНЯ!!!
Моя невидимая рука взметнулась в броске. Повинуясь приказу, я изо всех сил метнул нож в серую стену. Я был ножом, а он был мной. Серая стена пыталась удрать, но я-нож настиг ее, и она расползлась киселем под моим ненавидящим лезвием.
4
У меня теперь есть сила! Я нашел ее!
5
Одну из галер темных магов я спалил. Она занялась сразу, вся — от носа до кормы, до верхушек мачт, до обросшего ракушками киля, — и все, что было на ней в один миг превратилось в пищу для огня. И все, кто был на ней. Они прыгали в воду, пытаясь потушить на себе пламя. Я хохотал. Это пламя не гасится водой. Они дохли, опускались на дно и продолжали гореть там, распугивая рыб. От них ничего не останется — даже на поживу морским ежам не хватит. Одна зола смешается с донным илом. А на той галере, где висел я пригвожденный к брусу, я давил их, как мух, и они у меня кровавыми лепешками расползались по палубе. Я давил их и поодиночке и кучей сразу. Собакоголового, убившего Ожерелье — и не только Ожерелье — я живьем вывернул наизнанку. Я убил их всех — это не заняло у меня много времени.
Троица темных магов находилась в богато обставленной каюте. Сцепив руки, они сидели в резных креслах, расставленных как бы по вершинам треугольника. Их веки были сомкнуты, а тела недвижимы. Но они не спали. Темных магов охранял второй собакоголовый, сидевший на корточках перед дверью каюты. Его я отправил вслед за собратом — тоже заставил выблевать через глотку кишки и задние лапы. А затем настал черед темных магов.
6
Железные шкворни с глухим чавканьем выскочили из бруса, упали на палубу и со звоном покатились по ней. Я осторожно опустил себя на палубу возле головы Ожерелья. Я летал, но мне было на это начхать. Мне было больно. Было больно усилием воли сгибать в суставах израненные конечности, чтобы сесть на палубе. Удерживая равновесие, я оперся на левую руку и рухнул, и уже лежа на спине, поднес левую кисть к глазам, увидел и вспомнил: на месте мизинца и безымянного из черной корки запекшейся крови выглядывали белые остатки косточек. Я усадил себя заново. Голова Ожерелья лежала на палубе прямо передо мной. Я взял ее в руки и положил к себе на колени. Клейкий, тяжелый сгусток свернувшейся крови, который выпал из остатков разорванной гортани, пополз по моему бедру. Я смотрел на почерневшие губы, на мутные, не видящие больше ничего глаза и плакал, но плача мне не хватало. Я закричал, но и крика было мало. Деревья на острове, что стояли ближе к берегу вспыхнули. Горящих деревьев становилось все больше и больше. Они не только горели, они подлетали вверх, вывороченные с корнем из земли, и падали, с треском круша соседние. Зарево лесного пожара поднималось над островом. И не было в мире ничего, кроме огня и смертной тоски. Я кричал, кричал, кричал…
Море поднялось и захлестнуло огонь, подняло меня, качая на штормовой волне возле расколотой напополам галеры. Еще державшаяся на плаву кормовая часть под ударами бури начала переворачиваться, накрывая меня собой. А я тонул, я не мог отплыть, потому что сжимал в ладонях голову старшего брата. Остальное сожрали акулы.
Часть третья
1
Выкрашенный в ядовитую желтизну борт купеческого судна становится все ближе и ближе. С него одну за одной пускают стрелы лучники, прикрываемые щитами. Но бьют они плохо, не прицельно. Многие стрелы даже не долетают до «Касатки» и падают в море. Три Ножа, закусив по своему обыкновению косицу, неторопливо нацеливает баллисту, а рядом с ним изваянием застыл Крошка, не спуская взгляда с Улиха. Три Ножа резко опустил ладонь, и Дрон дернул спусковой рычаг. Граната с горючкой с шелестом понеслась к купцу, оставляя за собой дымный след в воздухе. А Крошка уже приготовил баллисту к следующему выстрелу и вложил в лоток новую гранату с зажженным фитилем.
