Андрей Лукин - Подорожный страж
Гоблин долго копался в своём мешке, собираясь, видимо, основательно подкрепиться, но вдруг насторожился. Услышал что-то. Слух у него был не в пример острее Степкиного.
— Что?
— Помстилось, — выдохнул гоблин. — Вроде как сучок сломился.
Он глотнул из бутыли, вытер губы рукавом.
— Вода? — спросил Стёпка.
— Сидр яблочный разбавленный, — протянул бутыль Смакла.
Неподалёку в самом деле звучно хрустнула ветка. Стёпка так и замер с полным ртом вина. Кто-то шёл по лесу, давя тяжёлыми ногами ветки и кусты вереска. Мальчишки замерли, словно загнанные кролики. Смакла припал к земле, вжался в неё, не дышал. Стёпка глотнул, не мог больше держать жидкость во рту, и ему показалось, что его звучный глоток разнёсся на всю притихшую тайгу.
Шаги приближались и, надо сказать, не похоже было, что это шёл человек. Люди так не ходят. И точно — звякнула о камень подкова, шумно, с фырканьем выдохнула лошадь. Всадник?
Стёпка очень осторожно отвёл в сторону колючую ветку. Тот самый всадник в плаще и с копьём неторопливо подъезжал к их ненадёжному убежищу. Лица его в темноте было не разглядеть, конь и всадник сливались в одну большую, неотвратимо приближающуюся неприятность.
Кажется, пришло время поработать стражу — рука привычно скользнула за пазуху. Стёпка неотрывно следил за всадником. Ясно было, что тот не случайно появился именно здесь, ведь совсем в другую сторону ехал, когда они его в первый раз увидели. Если это они его тогда видели.
Конь шагал размеренно и как-то равнодушно. Всадник слегка покачивался в седле, ехал, не поднимая головы. Было в его фигуре что-то неживое, мертвящее, смерть так иногда рисуют, только вместо копья коса должна быть.
Всадник приблизился, он был большой, высокий, а копьё вздымалось ещё выше… И проехал мимо, в двух шагах от затаившихся мальчишек. Копьё задело ветку, конь махнул хвостом, и тьма поглотила их, и шаги растворились в ночной тишине.
Стёпка выдохнул и разжал руку. Пронесло, кажется. Он оглянулся на гоблина. Смакла был бледнее смерти, его всего трясло. Стёпка страха не чувствовал, хватит, перебоялся уже. Он наоборот даже как-то слегка жалел, что не пришлось сразиться с этим странным лесным прохожим, вернее, проезжим.
— С-старуха-с-Копьём, — прошептал гоблин, едва шевеля непослушными губами. — Выследила, углыда. Бечь надоть, Стеслав. Она нам таперича покою не даст.
— А зачем? — спросил Стёпка. Бечь ему уже никуда не хотелось, набегался уже так, что ноги отваливаются. — Она нам ничего плохого не сделала. Мимо проехала и даже не заметила, — а сам подумал, что вот она какая, Старуха-с-Копьём. То-то странным чем-то от неё за версту разит.
— Дважды она нам являлась, нежить проклятущая. Утекать надоть, покудова в третий раз не явилася, — Смакла торопливо заталкивал в мешок припасы, промахивался в темноте, что-то сыпалось на землю, он сгребал вместе с хвоёй, ругался сквозь зубы. — У-у, злыдня, ни передохнуть таперича, ни глаз не сомкнуть.
— Давай лучше костёр разведём, — предложил Стёпка. — Тролли говорили, она огня боится.
— Тут-то Людоед к нам в гости и припожалует. На угощение.
— Ну и угостим его… Промеж ушей.
— Не верю я твоему оберегу. Обманет. Бечь надоть отседова подале.
— А Людоед Старухи разве не боится? Или они заодно здесь? В гости друг к другу ходят, человечинкой делятся.
Смаклу аж перекосило всего:
— Вот ты сам у него и поспрошаешь, когда он тебя жарить возьмётся… Чево делать, слышь, Стеслав? Кумекай шибче своей демонской головой, покудова она не возвернулась. Мне помирать энтим летом несподручно.
Гоблин чуть не плакал. Стёпка понял, что поспать спокойно не получится, не даст ему поспать этот перепуганный гоблинёнок, так и будет до утра зубами стучать и тормошить, если от страха раньше не помрёт.
И он покумекал, и его демонская голова додумалась только до того, что неплохо было бы вскарабкаться на дерево и заночевать на нём, потому что Старуха на дерево явно не полезет, а Людоеда, если он их вдруг всё же выследит, можно будет просто спихнуть, дав ему хорошенько пяткой в лоб.
Глава девятая, в которой демон беседует с магом-дознавателем
Взбираться на дерево было непросто, ведь делать это приходилось почти вслепую, на ощупь. Хорошо ещё, что сосна попалась удобная, ветвистая. Сначала Стёпка попробовал на ту ель залезть, под которой они прятались, но ему сразу же пришлось от своего намерения отказаться, потому что продраться сквозь густые и колючие еловые ветви не сумел бы и гном. А по сосне — милое дело, только скользко очень, того и гляди сорвёшься.
А когда они вскарабкались повыше и кое-как устроились, выяснилось, что ночевать на дереве чертовски неудобно, потому что не получалось ни сесть половчее, ни тем более лечь, а уж о том, чтобы задремать, вообще не могло быть и речи. Сразу сорвёшься и все кости себе переломаешь. Смакла возился, шипел что-то сквозь зубы, а в демонскую голову тем временем пришла ещё одна не самая плохая идея. Стёпка снял котомку, повесил её на сучок, и полез вверх. Ему подумалось, что если он взберётся повыше и посмотрит по сторонам, то может быть, что-нибудь и увидит.
— Ты куды? — пискнул Смакла испуганно.
— Сиди здесь. Я скоро вернусь.
Стёпка поднимался всё выше и выше. Страж ему не помогал, да его помощь и не требовалась. Что-что, а лазать по деревьям Стёпка умел и любил. Когда с папой в Карелию ездили, у бабушки на даче все деревья в округе изучил до последнего сучка и даже срывался раза два и шрам на спине заработал. Сейчас бы не упасть, потому что неизвестно, может ли страж работать парашютом. А проверять это экспериментальным путём настроения почему-то совершенно не было.
Добравшись почти до самой верхушки, он обхватил тонкий ствол, утвердился покрепче и перевёл дыхание. Половина дела сделана. Руки были перемазаны смолой, рубашка выбилась из джинсов, расколдованные кроссовки белели в темноте; дерево под ним слегка покачивалось…
— Стеслав! — жалобно позвал Смакла. — Ты здеся?
— Да куда я денусь с подводной лодки! — отозвался Стёпка. — Что ты орёшь на весь улус — Людоеда приманить хочешь? Потерпи немного, я скоро спущусь.
Сосна была высокая или просто казалась высокой в темноте. У Стёпки слегка захватило дух. Он словно парил над ночным лесом, и скрытая мраком земля со всеми её страхами и заботами проплывала где-то далеко-далеко под ним, так далеко, что если сорвёшься и упадёшь, лететь будешь долго, и неизвестно, долетишь ли вообще.
Он покрепче обхватил ствол и обвёл взглядом невидимый горизонт. Мир был велик и необъятен. И захотелось оторвать руки от дерева и раскинуть их широко-широко, и полететь, скользя над бескрайним простором в густом непроглядном воздухе, то взмывая в запредельную вышину, то плавно опускаясь к верхушкам деревьев.
