Владимир Дубик - ПодЛох
А когда некоторые из неверующих голов, лишились этих самих голов причем при загадочных обстоятельствах, хотя что странного, легли спать с головой, а домочадцы потом их обнаруживали без головы, вот тогда-то, все вдруг поверили и в древность документа и в абсолютную правоту изложенного.
А с точки зрения морали — все еще проще. По закону, победитель вырезал всю ветвь неудачника. Вернее, всех тех, которые по своей глупости или немощности не смогли исчезнуть из Контура. А это уже и вовсе не годиться. Народ Нокард, и так был малочисленен, и разбрасываться своими подданными — верх некомпетенции.
Но оставались еще некоторые староверы, которые считали своим долгом бросить вызов Правителю. Правда, свое дело Старшие Стражи знали хорошо, и вот уже сто десять песков из хрустальной склянки времени, никто не осмеливался воспользоваться этим обычаем. Вернее, противозаконным деянием. Если верить «старинному» документу.
При приближении Хозяина Контура, к обелиску, на белом камне, изрезанном сплошными бороздами и черточками, сливающих в замысловатую вязь Договора, проступили и заискрились три алмазные печати. Хрупкими и невесомыми они казались. Прекрасной работы, идеальной круглой формы. Внутри каждой печати две капельки крови. Первая, красно-рубиновая — принадлежала народу Нокард. А вторая — розово-алая — Создателю. По канту каждой печати, светоносными буквами, выгравированы имена Правителей. Имена и титулы тех, кто в начале начал всего и везде, поклялись служить и защищать Порядок! И ничто не может нарушить Договор!
Владыка Контура поднял руку и разом все звуки стихли. Даже ветер, подметавший до этого идеально чистую мраморную площадь — затих.
В полной тишине, в сопровождении трех Безликих, появился Создатель. Молча подошел к обелиску и возложил на него руки. Камень радостно вздохнул, узнавая своего хозяина. Миг и ослепительно яркий свет вспыхнул на правой печати. Затем, неторопливая вязь начала покрывать алмазную поверхность. Последний штрих и рука дочери, покоящаяся в большой и сильной длани отца, вздрогнула и напряглась. Эль Нокард III, легонько сжал ее ладонь. Мол потерпи сейчас пройдет. Он тоже помнил эту мгновенную, но такую острую боль, которой хотелось выть, когда точно такие же письмена, закрепляющее право на Наследие, вытатуировывались на левом плече одновременно с буквами появляющимися на печати.
Рука дочери расслабилась.
Из венца обелиска, вырвался столб света и погас.
И в тот же миг раздался рев и тысячи могучих тел устремилось ввысь, чтобы закружиться в танце Поклонения. Тысячи крыльев стремительно резали воздух на куски и складывали его в слова. Слова Обожания, Верности и Покорности своему Владыке и его дочери.
Эль Нокард III набрал воздух в легкие и заревел. Рядом с ним стремительно неслась навстречу звездам его дочь, вернее уже не дочь, а наследная принцесса дома. Они неслись к звездам, чтобы отметить Танцем этот великий праздник! Ведь они Танцующие со звездами, Великие и Ужасные, Хранители Порядке Везде!!! Они —
Драконы!
Не выдержав молчания, я кашлянул.
Ноль эмоций. Так же неподвижно, каменными истуканами, стыла обойма охранения, продолжавшая отслеживать сектора возможного нападения. И Роланд, о чем-то шептавшийся в углу с особистом, даже не думал обращать на меня внимания.
Он нечего делать, я принялся рассматривать Ханта, который дремал. Или нет? Он приоткрыл левый глаз и я физически ощутил резкий свет, который вырвался из его глазницы и я, словно попал под рентген. По крайней мере, у меня возникла именно такая ассоциация.
Ощущение пропало. Как говориться чур меня чур. Интересно, что это за перец такой, этот Ли Самуэль ну и так далее? Мне даже в голову пришла интересная идея, чего гадать и мучиться от неразрешимости загадки. Вот сейчас подойду, да и спрошу у него — а ты собственно кто такой, а? Я даже было привстал, с четким намерением осуществить задуманное, не отводя взгляда от Ханта.
Хант продолжал дремать, похожий на тощего, очень опасного и голодного кота, морочащего голову бесстрашной, но такой глупой мышки.
— Да, согласен, — вдруг громко проговорил Роланд.
Я вздрогнул и опять плюхнулся на стул.
У меня почему то создалось стойкое ощущение, что только-то закончился торг, и предмет торга был успешно продан. Точнее говоря, продали меня.
Роланд, встал и бросив мне — пойдем, — вышел за дверь.
Я вздохнул, и посмотрев еще раз на Ханта, пошел следом. Хант дремал и улыбался.
Ну-ну.
— Ну что, самый лучший практикант, — хмыкнул мой друг и что есть мочи засадил мне под дых.
Вернее попытался. Я слегка повернулся пропуская удар и мягко скользнул ему за спину и аккуратно так, провел двойной нельсон.
— Отпусти, зараза, — крякнул он, — весь красный от натуги, бросив безрезультатные попытки вырваться.
Я улыбнулся. Его фраза напомнила мою, еще в тойМоскве, когда он меня забирал, Жнец хренов!
— Да, Макар Петрович знает свое дело! — проговорил он, потирая шею, — а у меня к тебе сюрприз, — весело проговорил он, вытаскивая синий небольшой конверт, — танцуй!
— Ага сейчас, — сказал я стремительно бросаясь к нему.
Не тут то было. Роланд неуловимо ускользнул и сколько я раз не пытался захватить его руку с «сюрпризом», не получалось.
— Ну ладно, сдался я, чего танцевать то?
— Брейк денс, — выдал Роланд.
— Может быть тебе еще железное болеро вприсядку, аспид? Гони письмо, а то сейчас шею намылю!
— Ты полегче, практикант! Не спорю Макар Петрович хороший педагог и науку свою знает крепко. Но как говориться, на каждый болт есть гайка! Ну-ка…
С этими словами он исчез с моего поле зрения. Я тут же крутанулся на месте убыстряясь, но не успел. Мой стремительный блок одновременно с атакой локтя в тазобедренный сустав, провалился. Меня подняло в воздух, закрутило и с силой бросило наземь. Я попытался вскочить, уже изрядно злой, надо же как кутенка, но куда там, опять закрутило и опять наземь. Да так хитро, что я даже не смог сгруппироваться. А вот это уже было плохо.
Видел бы все это наш крокодил, который уже в первые две недели нам вдолбил практически безусловный рефлекс, никогда не терять ориентацию в пространстве, как бы тебя не швыряли. И мы все стали похожи на кошек, падающие всегда на «четыре» лапы.
Я от души врезался спиной об землю и от души же обматерил Роланда.
— Правильно, Синицын, не можешь физически, размажь его морально!
Поднявшись, я увидел нашего сержанта, который неторопливо к нам приближался и по ходу, видел всю эту сцену.
«Конец», — уныло подумал я, «как же лучший практикант».
