Танит Ли - Повелитель гроз. Анакир. Белая змея
Теперь его забавляли размышления о том, что следовало благодарить за его внешность — возможно, какую-нибудь интрижку одного из его прародителей, ставшую явной, как это иногда случалось, несколько поколений спустя. Значит, та заравийка все же оставила ему кое-какое наследство — королевскую кровь.
Амрек, его король и покровитель, сидел, глубоко задумавшись. Новости из Корамвиса раздосадовали его. Совет потребовал, чтобы он предоставил своей невесте путешествовать в одиночестве, а сам без промедления отправился на границу Дорфара с Таддрой, диким горным краем, источником постоянных раздоров и набегов. Там снова назревали беспорядки, и Повелителю Гроз следовало отправиться туда, явив свою недремлющую власть, а не ворковать со своей возлюбленной в Зарависсе. Так обстояло дело. Он был верховным правителем континента, но все же был обязан подчиняться своему Совету. А ему не хотелось покидать свою красноволосую невесту, Ральднор видел это. Так значит, он действительно любил ее? Ральднор, наблюдая за ней издалека, признавал, что ее красота была поразительной, но она казалась статуей, куклой, двигающейся, пусть и очень грациозно, на шелковых ниточках. Ему ни разу не доводилось приблизиться к ней настолько, чтобы услышать, как она говорит, но он мог представить себе ее голос — безукоризненный, но совершенно безо всякого выражения.
Внезапно, глядя на непроницаемое темное лицо короля, Ральднор задался вопросом: «Я позволил этому человеку дать мне все до последней малости, чем я владею; испытываю ли я к нему столь же непримиримую ненависть, как и прежде?» Белый призрак немедленно возник под крышей шатра, но не смог полностью материализоваться. Ральднор утратил половину своей крови, половину своей души. Двойственность его корней наконец-то разрешилась, и выходца с Равнин полностью затмил тот черноволосый человек, что сидел сейчас рядом с королем. Теперь ненавидеть было трудно, и бледная девушка, приходившая к нему по ночам, все так же являвшаяся ему, даже когда он проводил ночь на шелковых простынях Лики, стала лишь тягостным сном, утратив свой первоначальный смысл.
«Если бы сюда ворвался убийца, пытающийся лишить Амрека жизни, с внезапным изумлением подумал он, — я убил бы его».
— Что ж, Ральднор эм Сар, — нарушил молчание Амрек, — возлагаю ответственность за эту процессию на тебя.
— Это огромная честь для меня, милорд.
— Честь? Да ты с твоими Волками умрешь со скуки в пути. Но моя кармианка — береги ее для меня. Помни, я не беспристрастен. Если она попросит луну, достань ее с небес для моей Астарис.
Он поднялся и положил руку Ральднору на плечо. Это был жест понимания, не собственничества. Королю было легко с ним, а ему — с королем. И эта странная непринужденность между ними возникла с самого начала, с самой их первой встречи.
— Вы можете положиться на меня, — сказал Ральднор, зная, что каждое его слово — правда. — Когда Ваша Светлость отправляется?
— Завтра, как рассветет.
Один из светильников замигал и погас. Глядя на него, Амрек подумал: «Вот в таком же шатре мой отец умер на равнинах. Бледная женщина с желтыми волосами убила его и оставила свою метку на моем теле еще до моего рождения. Это всегда казалось мне важным. А сейчас не кажется. Интересно, почему? Это дело ее рук, моей кармианской колдуньи? Я как будто вижу все сквозь прохладное темное стекло. Я поклялся стереть эту желтую мразь с лица Виса, но теперь я вижу одни лишь тени, а не демонов…»
Он глянул на Ральднора.
— Значит, я передаю все в твои руки. Да радуйся, что я не увез тебя от твоей женщины.
Тело Лики лежало перед ним на черных простынях, распластанное, точно звезда. Тонкая полоска лунного света проникла сквозь щелку в шатре и высветлила ее кожу до сияющей белизны.
— Похоже, ты никогда не спишь, — прошептала она.
— Мне больше нравится лежать и смотреть на тебя.
— Амрек до сих пор позволяет тебе держаться с ним так же непочтительно?
— Думаю, Амрек догадывается, кто помог мне найти его в саду Тханна Рашека. От какого любовника ты тогда возвращалась?
— От мужчины, которого бросила ради тебя. — Она некоторое время лежала молча, потом сказала: — Так Амрек едет в Таддру. Значит, моя госпожа станет еще более капризной. Я уверена, что она не в себе; иногда она ведет себя, как лунатичка. Она говорит такие странные вещи…
Лики всегда отзывалась об Астарис в таком духе.
— Ты слишком строга к женщине, которая дает тебе кусок хлеба.
— Ах, до чего же неоригинальное заявление! Какое предательство твоих крестьянских корней, — колко сказала Лики.
Но через некоторое время, когда он принялся ласкать ее в темноте, она говорила ему уже совершенно другие вещи.
Перед рассветом над холмами пронеслась гроза. Он проснулся, выбравшись из затягивающей его бездны сна, и какой-то миг не мог вспомнить, где находится. Перед ним сидела темнокожая девушка, расчесывая волосы, и она обернулась к нему, сверкнув в тусклом предутреннем свете похожими на бездушные драгоценные камни глазами.
— Астарис тоже видит сны, — сказала она резко. Время от времени говорить ему резкости было в ее характере, в особенности когда он был уязвим, как сейчас. Она знала о преследующем его ночном кошмаре, хотя и не о его содержании.
— Так значит, принцесса обсуждает с тобой свои сны?
— Ах, нет, конечно. Но она как-то раз оставила у кровати лист бумаги, и на нем был очень подробно записан ее сон.
— И ты, разумеется, все прочитала.
— А почему бы и нет? Там было написано: «Мне снова снилась белая женщина, рассыпавшаяся в прах». Вот и все. Я очень хорошо это помню.
Он почувствовал, как по спине у него пробежал холодок, а волоски на шее встали дыбом. Он резко сел.
— Когда это было?
— Отпусти мое плечо. Ты делаешь мне больно. Это было день или два назад. Не помню. Значит, теперь ты хочешь не меня, а Астарис?
Он стряхнул с себя ледяные мурашки и толкнул ее на кровать.
— Сейчас я покажу тебе, кого я хочу, маловерная сучка!
И попытался избавиться от этого невероятного ощущения страха в ее медных объятиях.
Прощание состоялось на рассвете — приватное прощание между королем и его невестой и публичное между палаток. Войска стояли навытяжку, Волки тоже не ударили в грязь лицом.
Ральднор был в некотором роде пьян, когда просил разрешения создать свой отряд среди Драконьей гвардии — его противников — но зато после этого достаточно трезв. Он подбирал себе людей со всей серьезностью — а капитанов и с более чем серьезностью, и не из гвардии. Пребывание в дружине Катаоса научило его не только бойцовским приемам. Он выискивал своих рекрутов в обычной армии — зеленых новичков, молодых и неопытных. Им очень льстило быть отличенными от общей массы; несложно было подогнать этих новобранцев под его требования и произвести на них впечатление. Ибо он, как и Ригон, пользовался определенной репутацией, но в отличие от своего учителя использовал ее с большим толком. Они видели, как он управляется с мечом, топором и копьем, а когда Котон, попавший в отряд из Колесничных Войск, обучил его обращению с этим хрупким дорфарианским средством передвижения, они увидели, что он ко всему прочему еще и прекрасный возничий. Своих ветеранов он отбирал очень умело. Как и Котон, они были солдатами, достигшими высот в своем определенном ремесле, но только в нем одном; ограниченными людьми, вполне довольствующимися сытной едой и высокой платой, которую он им обеспечивал, и не испытывающими недовольства его все более и более длинной тенью, покрывавшей их. Ибо за довольно краткое время своего пребывания в Лин-Абиссе он провел с Амреком немало часов и сумел добиться поразительно многого. Когда-то его жизнь была неторопливой; теперь же он наверстывал все те потерянные бесполезные годы.
