Андрей Белянин - Дневник кота с лимонадным именем (Сборник)
Самуэль набрал две двойки, утопил клавишу «плюс», и, точно как он ожидал, на дисплее появилась цифра «четыре». Так, понятно. Коробка по крайней мере умеет то, что умеют элементарные калькуляторы. Негусто. Тоже мне постижение! Самуэль продолжил испытывать математические возможности своего изобретения, усложняя вводимые выражения.
Наконец, он набрал длинное дифференциальное уравнение. Ответ появился почти сразу после нажатия клавиши «результат». Гм. Уже неплохо. Но что, только и всего? Суперкалькультор? Не ахти новшество…
Самуэль поставил пальцы на клавиши ввода текстовых символов. Поколебался и настукал осторожно:
«Основная функция аппарата?»
Даже если он и надеялся на ответ, тот пришёл неожиданно.
«Трансформирование реальности», — ответила собранная его собственными руками, но неведомая в сущности машина.
Самуэль оторопел. Что же получилось — искусственный интеллект, что ли?
«Как происходит перемена реальности?» — онемевшими от напряжения пальцами набрал он следующий свой вопрос.
«Введи цифровой код 2-7-9-1-5-8-7. Подтверди нажатием клавиши без надписи».
И правда, одну клавишу Самуэль так и не обозначил фломастером. Неизвестно почему — чувствовал нутром, что так надо. Пригодилась-таки.
«И что произойдёт?»
«Реальности произвольны и различны. В каждой из них ты возьмёшь на себя ответственность за своё существование», — выдал аппарат на своём экране.
Ого. Коробка ещё и философ… ну и ну.
Любопытство ученого щекотало мозги и чуть ли не распирало череп, кости, внутренности — всё. Когда чешется — почеши. Любопытство можно почесать, только выяснив и вычислив все неизвестные до конца…
Самуэль набрал указанные аппаратом цифры и приготовился нажать на безымянную клавишу. И замер. Запах одурманивающих духов Марии волна за волной окатывал его из-за спины. Самуэль завертелся на стуле, едва не лягнув ботинками элегантные щиколотки лаборантки.
— Простите… — заикнулся неловко.
— Кофе вам принесла, — пояснила Мария. — Отдохните. Нельзя всё работать и работать… даже при вашей выдержке. Удивляюсь, как вы ещё на ногах… гм, как вообще не рухнули, господин Витковский. Это слишком. Разве можно сидеть в стороне от жизни! Она проходит мимо вас.
Самуэль взял ароматно дымящую чашку.
— Что вы имеете в виду? — спросил он.
— Жизнь!
— Жизнь?
— Жизнь — это всё, что нас окружает и чего мы касаемся. Вот кофе ваш, к примеру, можно было выпить в парке, среди деревьев, по которым скачут белки. И при этом можно разговаривать не о науке.
— Белки… Вы предлагаете… прогуляться? — Самуэль неожиданно для себя покраснел.
— Именно. Предлагаю. Ох уж эти учёные люди… Беда с вами. Если женщина не сделает первый шаг, так и останетесь… ни с чем.
Самуэль обалдело взирал на лаборантку, а перед глазами мельтешили странные видения. Слизистая тварь преследовала его; он сношался с каким-то ракообразным; громыхающая громадина добивалась с ним близости; пугающего облика ящер с размаху надел ему на голову корзину с чем-то мягким… Во всех наваждениях присутствовало какое-то вычурно нормальное восприятие межполовых отношений. Он, по крайней мере отчасти, ЖЕЛАЛ плотью и студенистую тварь, и ракообразное, даже немного охоч был и до громадины, жрущей камни. Мужская его часть не осталась совсем равнодупгной и к ящерице… а сейчас и жасминовые духи Марии ударили в нос. Запах взбудоражил его до потери разума. Руки чесались прилипнуть к бёдрам лаборантки, не пренебрегая и остальным. Ладонь задрожала, чашка запрыгала по блюдечку и плеснула кофе прямо на контакт аппарата, вызвав короткое замыкание. Пластмассовая коробка громко треснула, посыпались искры, пополз удушливый дым. Мария взвизгнула, а Самуэль вскочил и невольно схватил девушку за руку, стремясь уберечь и успокоить её.
Он не знал, да и не мог знать, что короткое замыкание утвердило эту реальность как единственную. В дальнейшей жизни Самуэлю никогда больше не привидятся кошмары о сексе с одноклеточными, ракообразными, роботами или пресмыкающимися. Он не вспомнит о прошлых существованиях, а в голове его не будет появляться таинственная схема генератора реальностей. Настоящая действительность ему нравилась, и она осталась фиксированной навеки, всего остального будто и не было никогда.
Он продолжал держать руку Марии, их пальцы сплелись, лаборантка совсем не спешила отстраниться.
— Знаешь что… — Самуэль кашлянул. — С научной точки зрения пить кофе на природе — это дело основательное. Всё равно тот, который ты принесла, я пролил… Пойдём вместе?
— Да, господин Витковский! — обрадовалась Мария.
— Вот что, зови меня Сами… дорогая, — важно и мудро сказал он.
Исключение из Дарвина
Я всегда питал слабость к карпам. Некоторые люди эту рыбу не уважают, говорят, что, сколько с ней ни возись, всё равно, мол, воняет илом. Это не совсем так. Карп отменное блюдо, если толково стряпать. Вся соль в том, чтобы оставить рыбину поплавать в сковороде в подсолнечном масле и слоях томатного пюре вместе с нарезанным луком. Важно также, чтобы брюхо карпа вздулось от молотых орехов с приправами. Только потом — суй в духовку и жди! В конце концов белое мясцо заставит тебя пальцы облизывать. Вот зачем я пришёл на свой излюбленный пруд, понятно, с удочкой, — за самым увесистым карпом пришёл, конечно. Всё равно делать больше нечего. Если верить рыбацким байкам, тут в прошлом году поймали карпище в пятнадцать килограммов. Ну, я на такое чудо-юдо не зарюсь, но и не откажусь, если на крючок попадётся…
Моё местечко, как раз под раскидистой ивой, которую видно с шоссе, оказалось, однако, занятым. Знаете, как чувствует себя человек в подобный момент. Зло берёт. А там такой берег — высокий, крутой, вода под ним глубокая. Камыши в стороне, они на отмелях растут. Глядишь в зага-очный тёмный омут и говоришь себе: вот тут крупняки карпы водятся!
Увы. Только смотреть и остаётся. Чудное моё место занято. Какой-то тип долговязый в джинсах, футболке и грязных шлёпанцах. Плюхнулся, как пластун, на кусок полиэтилена и сосредоточенно так глядит в подзорную трубу, труба даже на стойке. На меня — ноль внимания.
Я решил попробовать кашлем, говорят, помогает в таких случаях. Долговязый на миг голову повернул, потом руку протянул и в блокнотике что-то записал. И опять за своё. Будто нету меня на свете.
— Прошу прощения, — сказал я нервно. — Я здесь обычно рыбачу, гражданин.
— Бронь на место не наложена, папаша, — ответил наглец и пятернёй по патлам своим поелозил.
