Дмитрий Морозов - Гномий Клинок
— На кой хрен ты полез? — Кристальный пепел никак не мог успокоиться, пока Элан, с трудом приходя в себя после пережитого, поднимался наверх, в отведённые ему комнаты. — Почти всегда кто-нибудь пытается стать таким образом хранителем — и горстка пепла наглядно объясняет остальным, что это — пустые мечты.
— Он не хотел ничего такого — просто ему было любопытно. Они ведь дети, взрослые дети, и не нужно наказывать их так строго.
— Смерть — не самое худшее ни наказаний, по-моему, ты это уже знаешь. Изучил на своей шкуре… Той, что у тебя была раньше.
— Шуточки у тебя… казарменные.
— Что поделаешь, оружие должно общаться с воинами… А не задохликами вроде тебя. Ну зачем, скажи, ты полез? Был бы очень наглядный урок.
— Ты — меч, и поступил, как должно. А я — хранитель, и выполнил то, для чего призван. Сохранил жизнь человека. Вернее, эльфа. Так что забыли и давай проясним: — Что там с чумой у эльфов?
Меч хмыкнул:
— Ну ты скажешь… Здоровы они, здоровы! Конечно, я предназначен для людей и строение тел эльфов мне непонятно, однако исходя из того, что я чувствую…
— Иными словами, пока ты ничего не узнал? Потому что не можешь просканировать их — так, как, к примеру, меня?
Меч хмуро помолчал.
— Когда я дал разряд в сторону того недотёпы, я вроде, что-то почувствовал… Но нужен более тесный контакт…
— Например, как при принесении присяги?
Меч оживился.
— Это бы подошло идеально. Тут нужен юный эльф, желательно с магическими задатками, однако недостаточно опытный, чтобы суметь закрыться во время обряда. Однако насколько я понял, такая попытка и может спровоцировать смерть…
— Значит, он должен быть достаточно ответственным, для того, чтобы рискнуть.
— По моему, у нас одна кандидатура?
— Но это несправедливо! Он мне нравится! Он мог бы стать моим другом!
— Наверняка станет — если выживет. К тому же — это судьба! Посмотри!
За столом в комнате Элана сидел Улаьайн, задумчиво похрустывая яблоком.
— Я пришёл выразить тебе благодарность от имени народа аллорнов! Как светоч листвы я… Что ты делаешь?
Элан плотно прикрыл за собой дверь и, выйдя на середину комнаты, спросил:
— А я, как хранитель фиолетового предела спрашиваю тебя, повелитель аллорнов, светоч листвы, сиятельный Улаьайн — готов ли ты лично принести мне присягу? Сейчас и здесь? Не от имени всего народа — от себя самого?
Улаьайн побледнел, став почти белым.
— Ты не понимаешь…
— Я многого не понимаю, однако я хранитель — и никогда бы не стал без причины рисковать жизнь никого из вас. Ты мне веришь?
Молодой эльф с трудом облизал пересохшие губы.
— После того, что видел… Да, я верю тебе!
— Тогда скажи — хотел бы ты стать моим соратником? Скажи — не задумываясь и не вспоминая о последствиях?
— Да!
Элан наклонил голову — и Кристальный пепел скользнул в его ладони, весь в облачках фиолетовых молний.
— Тогда обнажи клинок!
Улаьайн, торопливо вытащил небольшой церемониальный палаш, и, опустившись на одно колено, поднял его плашмя над головой. Глаза его были закрыты — и по щекам текли слёзы. Кристальный пепел бережно лёг на подставленное лезвие — и фиолетовое сияние облаком сверкающего тумана окутало фигуру коленопреклонённого эльфа, скрывая его от посторонних глаз. Кокон тишины плотно запечатал комнату, скрывая происходящее от любопытных глаз — и ушей. А на травяном полу корчился от боли, но никак не мог прервать контакт молодой эльф — по меркам бессмертных, совсем ещё мальчик. Чуждая ему энергия бесцеремонно шарила по закоулкам его тела — деловито и спокойно, изучая, исследуя, пробуя что-то своё…
— Эй! Ты как?
Улаьайн открыл глаза. Он лежал на полу, а непонятный хранитель, умеющий быть бесконечно добрым и жестоким одновременно, держал его голову, с тревогой вглядываясь в затуманенные зрачки.
— Вроде нормально… Что со мной? Я жив?
— Вполне. И к тому же — теперь здоров. Окончательно и бесповоротно. Вот из-за таких самоотверженных оболтусов и рушатся тщательно выверенные, рассчитанные планы.
— Это…
— Это фиолетовый хранитель предела, Кристальный пепел. Я нашёл причину ваших смертей. Не знаю, кто это задумал и провернул, однако задумка действительно блестящая…
— Вы сможете создать лекарство для моего народа?
— Лекарство? Может, сначала сиятельный как-вас-там, вы послушаете старших? Я вас не на одну тысячу лет старше!
Улаьайн мгновенно замолчал, а меч, поглядывая на притихших юношей, начал:
— Аллорны — дети природы, они к корням мира, к основам природы ближе, чем любая из рас, населяющих миры, за которые я в ответе. Нет такой болезни, которую они не смогли бы распознать и победить, потому-то они и живут так долго… Тот, кто решил действовать против народа аллорнов, не хотел уничтожать всех — он собирался целенаправленно извести лишь тех, кто слишком чист и не способен на компромисс, предательство и тому подобные «цивилизованные вещи». Не знаю, как ему это удалось — наверняка собирался большой круг магов — но в голове эльфов был поставлен небольшой психоблок. Это очень хитро, ведь постороннюю магию вы наверняка почувствовали бы, а так… Наверняка чужая психика для вас под запретом, это личное дело каждого. Автор идеи был уверен, что запустил механизм эволюции — слишком чистые вымрут, а оставшиеся по своим моральным качествам подойдут для любого, даже самого грязного дела. Многие правители делают со своими народами тоже самое без всякого вмешательства в психику — чисто внешними факторами. С вами пришлось играть потоньше, однако вот в чём загвоздка: не оказалось среди аллорнов таких! В попытке спастись вы забились в глубь своих лесов, отгородились от всего внешнего и чужого, однако механизм уже был запущен — ещё пара столетий — и народ аллорнов погиб бы полностью… Хотя, возможно, их устраивал и такой конец…
— Так что, собственно, в нас изменили? — Улаьайн почти кричал.
— Всего лишь сместили чувство вины, смешав её с синусоидальными наклонностями. Ещё один небольшой перекос в чувстве равновесия, не позволяет вам отгораживаться от окружающего — и вы при виде несправедливости должны постоянно испытывать чувство вины, тревоги, и как следствие…
— Они все умерли не от болезни. Yiaza — отложенная смерть. Иногда, если аллорн не может жить, он накладывает на себя такую — чтобы успеть закончить все свои дела и уйти в мир иной, никого не потревожив.
— Всё верно, малыш, всё верно. Вы всегда отличались излишней чистотой — и кто-то ловко сыграл на этом, превратив вашу силу в вашу слабость.
