Марина Добрынина - Империя под угрозой. Для служебного пользования
Барбосина белая повадилась под моими окнами развлекаться. Там лужайка милая, так среднеазиат приходит, разваливается на ней кверху пузом — загорает. Или на воробьев охотится. Странно — на вид такой взрослый пес. Может, они ему тоже вкалывают какую-нибудь стимулирующую гадость? Наблюдаю за ним с тоской — хоть кто-то жизни радуется. Вот и мне бы так, на травку.
Вторая неделя пошла, а информации почти нет. Так. Смутное ощущение какой-то пакости, но оно у меня и до приезда сюда было. Впрочем, и желание заниматься расследованием, чувствую, как-то угасает.
Сегодня на обед давали салат из вареной свеклы, слегка сбрызнутой растительным маслом. Такая прелесть! И лежать у окна, наблюдая за птичками — это тоже приятно. Моя жизнь — она какая-то неправильная. Я все ношусь зачем-то, ничего взамен, кроме испорченных нервов не получая. Людей обижаю часто. Нет, чтобы осесть где-нибудь, заняться мирным, тихим делом. Выращивать, к примеру, овощи или стены красить. Зачем этот непрерывный бег? Эта суета? Что она мне дает? Разглядываю свою руку с тонкими пальцами и узким хрупким запястьем. Синие венки просвечивают сквозь кожу, так интересно… Синий голубь смотрит на меня сквозь стекло желтым глазом. Птичка. Поспать, что ли? А потом на процедуры? Одеялом укрыться? Лень… Поспать…Да…
Настроение такое умиротворенное. Я — ангел, ангел. Так бы, кажется, взлетела и поплыла по воздуху туда, к процедурному кабинету, где виднеется чья-то знакомая фигура.
— Инна, — проговариваю, мирно улыбаясь, — здравствуй!
Слова текут медленно и плавно. У Инки, а это, действительно, она, глаза лезут на лоб.
— Майя? Ты? Ты что здесь делаешь?
— Лечусь, — отвечаю, ласково дотрагиваясь до ее плеча, — мне так хорошо…
— Да? — удивляется.
— Варвара Михайловна! — слышу я голос откуда-то снизу. Оборачиваюсь — врачиха моя.
— Что это такое? — спрашивает строго, — почему Вы не на массаже?
— Здравствуйте, — говорю ей тихонечко, — здравствуйте, Зинаида Львовна. Я рада Вас видеть.
Инна поднимает брови.
— Майя?
— Варвара Михайловна Люпина, — отвечаю, — это я. А Майя Дровник — гадкая чужая женщина. Мы потом с тобой, Инна, поговорим.
И ковыляю вслед за врачом. А Инна так и стоит, глядя мне в спину. Удивляется. Но я ей правду сказала. Я — Варечка. Варюша. Я — хорошая. Люди — все хорошие.
Ночью вижу замечательный сон — будто я облако, и мне нравится это очень, но зачем-то будят.
— Варюша, — слышу я сквозь сон, — Варечка, пойдемте с нами.
Окончательно проснуться не могу, перед глазами туман. Где-то в тумане — мужская фигура, и голос знаком, но чей — не помню. Надеваю халат прямо на ночную рубашку. Сую ноги в тапочки и послушно следую за голосом. Темно. Меня берут за руку, и я узнаю пальцы, вцепившиеся в запястье. Это массажист Гена.
— Я хочу спать, — говорю сонно.
— Сейчас-сейчас. — успокаивает меня голос массажиста, — скоро мы будем на месте.
И мы бредем, и ноги в тапочках запинаются о ковровую дорожку. Идем долго, я все сильнее цепляюсь за поддерживающую меня руку. Наконец, меня прислоняют к стене, открывают какую-то дверь, усаживают меня в кресло, и я могу, наконец, спокойно закрыть глаза. Спать хочу. Уже сквозь дрему слышу:
— Варвара Михайловна!
— Да? — отвечаю, даже не пытаясь проснуться.
— Варвара Михайловна!
Честно пытаюсь открыть глаза и тут получаю по ним лучом света. Кто-то направил свет лампы прямо мне в лицо. Неприятно.
— Уберите, — прошу, прикрывая глаза ладонью, — мне больно.
Но свет остается, и потому я так и продолжаю сидеть, наклонившись и закрыв лицо руками. Что им от меня нужно? Какие-то новые процедуры? Я хочу спать.
— Варвара Михайловна!
— Да.
— 28 лет, секретарь.
— Да.
— Майя Алексеевна Дровник — это имя вам о чем-то говорит?
— Да.
— Кто это?
— Я.
Ну что им нужно? Не понимаю.
— Кем Вы работаете?
— Секретарь в архиве города Темска.
— Как так может быть! — сердится голос, — разве Дровник тоже работает в архиве?!
— Нет, не работает.
— И где тогда?
— В управлении СИ Темского округа.
— Но ведь это Вы — Дровник?
— Да.
— Где Вы работаете?!
— В архиве города Темска.
— Дура! — орет массажист, — перестань морочить нам голову!
Я понимаю голову. Зачем они меня обижают?
— Не кричите на меня, — прошу, — и не обзывайтесь.
У меня даже слезы наворачиваются. Зачем они так?
Где-то по ту сторону света начинается легкая перебранка, затем уже женский голос мягко интересуется:
— Скажите мне, Варя, Майя Дровник что здесь делает?
— Информацию ищет, — радостно отвечаю я.
— О чем?
— О том, как из людей делают осьминогов.
— Осьминогов? — удивляется голос, — Каких осьминогов?
— Больших, — хихикаю я, — они прицепляются к людям и высасывают из них силы. Не специально, просто они по-другому не могут.
— Варя! — зовет голос.
— Да? — с готовностью отзываюсь я.
— А сама ты что хочешь по этому поводу сказать? Что ты думаешь?
Глупости какие она у меня спрашивает. Мне это неинтересно.
— Я не думаю, — честно сообщаю голосу, — я лечусь. Я выздоровею и буду красивая. Меня будут все любить. Майя злая, ее никто не любит и она…
— Ладно-ладно, хватит.
Зачем они меня прервали? Я им еще могла про Майю рассказать. Она вправду злая, на людей плохо влияет. А теперь не буду ничего рассказывать. Не надо было меня прерывать. Вот.
Слышу, как голоса общаются.
— Это все ты со своими лекарствами, — зло говорит голос Гены, — как теперь с этой идиоткой разговаривать? Что она здесь делает, какие такие осьминоги?
— Не дави на нее, — отвечает женщина, — она все тебе расскажет. Постепенно.
— Постепенно?!!! А ты имеешь представление, сколько у нас времени есть? Может, у нас на каждом углу по инквизитору?!! Ты головой своей соображаешь?
— Рустам, если ты будешь на нее давить…
— Нет, я должен вокруг нее с ночной вазой ходить и сопли подтирать! Все!
Странно, какой Рустам, он же Гена?
Гена подходит ко мне и кричит очень громко, так, что у меня в ушах звенит:
— Говори, дура, здесь еще кто-нибудь есть?
— Я не дура, и не кричите на меня.
Я обижена. Он наклоняется.
— Ну?!!!
— Я не буду ничего говорить. Не люблю, когда меня обзывают.
Тогда он бьет меня ладонью по лицу. Больно. Прижимаю ладонь к щеке и плачу. Зачем он меня обижает? Я ничего плохого ему не сделала…
