Джеффри Конвиц - Страж
— Почему бы мне не пойти с тобой? Он покачал головой.
— Отдохни. Я скоро вернусь, сразу, как покончу с делами.
Он ласково потрепал ее по щеке. Она не откликнулась.
— Давай я поймаю тебе такси.
Они подошли к краю тротуара и через несколько минут остановили машину. Майкл поцеловал Элисон в щеку и распахнул дверцу.
— 71-я улица, дом 17.
Водитель кивнул. Такси тронулось с места.
Эдисон следила, как фигура Майкла исчезает вдали. Прищурившись, она задрала голову, глядя на окна пятого этажа. Без сомнения, там что-то было. Силуэт. Старый священник. Он сидел точно так же, как и… Элисон не знала, как долго он так сидел. Отец Мэтью Галлиран. Какое-то отношение к происходящим в доме событиям он, без сомнения, имеет. Но вот какое? Элисон продолжала смотреть в окно, и вдруг что-то сверкнуло в лучах солнца, какой-то металлический предмет. Но лишь на одно мгновение.
Такси завернуло за угол.
Глава 20
Путь до Колумбийского университета был недолог. Майкл расплатился с водителем и прошел через главные ворота в университетский городок. Сверившись с листочком бумаги, он повернул налево, к той стороне прямоугольного двора, которая не прилегала к Бродвею, и двинулся по направлению к большому зданию, выходившему на Амстердам-Авеню. Он вошел внутрь и остановился перед застекленным списком, над которым было начертано название факультета: «Литература и иностранные языки». Майкл вновь заглянул в свой листочек и отыскал в списке преподавателей имя: Грегор Рудзински. Оно было почти в самом конце. Скорее всего поляк. Адъюнкт-профессор.
Он поднялся по лестнице, нашел 217-ю аудиторию, открыл старинную дверь и очутился в небольшой полутемной комнате.
За письменным столом сидел неряшливо одетый человек лет тридцати. По виду — типичный профессор, какими их изображают в кинофильмах.
— Войдите, — сказал Рудзински.
— Спасибо, — ответил Майкл, присаживаясь.
— Судя по всему, вы тот самый джентльмен, что мне звонил.
— Да.
— Очень интересно.
— Что именно?
— Вы. У меня есть одно хобби, в котором я стал уже профессионалом.
— И что это за хобби?:
— Пытаюсь по голосу определить внешность человека. Вы именно такой, каким я вас себе представлял, просто удивительно, даже одеты так, как я думал. Но… — он замолчал.
— Но?..
— По вашему лицу я вижу, что дело, с которым вы пришли ко мне, не терпит отлагательств. По телефону я этого не услышал. Вот что странно.
— Вы так уверены в серьезности моей просьбы? — спросил Майкл, потрясенный проницательностью Рудзински.
— Да, — с важностью ответил тот.
— А что еще вы можете увидеть? Рудзински улыбнулся.
— Хотите чаю? Он почти готов. — Он повернулся на вращающемся кресле и потянулся за чайником.
— Нет, спасибо, — отказался Майкл. -Вы обязательно должны попробовать. Это очень редкий сорт, с юга Китая. Исключительный вкус и аромат. Точно не хотите попробовать?
— Я никогда не был большим любителем чая. Тем не менее спасибо.
Рудзински кивнул головой на чайник:
— Новы не возражаете, если я?..
— Что вы! — воскликнул Майкл, изумившись, что человек спрашивает разрешения попить чаю в собственном кабинете. Хотя эти европейцы помешаны на правила хорошего тона. Интересно, что бы он стал делать, если бы Майкл возражал?
Рудзински осторожно наливал чай через ситечко.
— Насколько больше хлопот, чем с самоваром, — заявил он, поднимая дымящуюся чашку. — Восхитительно. Что-то есть в этом чае, что успокаивает нервы и проясняет ум. — Он поставил чашку на стол, достал пачку «Пэлл-Мэлла» и предложил Майклу. — Курите.
— Нет, спасибо, я не курю.
— Вообще не имеете вредных привычек?
— : Не совсем так. Я просто не курю.
Рудзински повертел в руках наполовину пустую красную пачку и отшвырнул ее в сторону. Раскрыл ящик стола, вытащил оттуда ручной работы трубку, набив ее, поджег и откинулся в кресле.
— Так что я могу для вас сделать? Вы, помнится, говорили что-то о переводе.
— И вы сказали, что сможете его выполнить.
— Да, если я правильно вас понял. Можно взглянуть?
Майкл залез в карман и извлек изрядно помятый листок бумаги, на который Элисон переписала буквы. Положил его на стол, разгладил ладонью и передал сгоравшему от любопытства профессору. Тот подвинул поближе лампу и пробежал текст глазами.
— Очень интересно. Форма ранней латыни, употреблявшаяся за 300 — 400 лет до правления Цезарей. Ее можно обнаружить лишь в очень древних рукописях.
«Откуда Элисон выкопала это?» — изумился про себя Майкл, а вслух спросил:
— Вы сможете перевести это? Рудзински явно оскорбился и с возмущением ответил:
— — Естественно. По сравнению с другими древними языками и диалектами это довольно просто. На самом деле, если у вас найдется несколько свободных минут, я могу сделать это прямо сейчас. Это недолго.
— Я располагаю вечностью.
Рудзински извлек из ящика стола желтый блокнот, отточил карандаш и с энтузиазмом принялся за работу. Внимание его было абсолютным, он склонялся над столом, словно близорукий монах над священными текстами, глаза его находились в шести-семи дюймах от бумаги, рука с карандашом зависла наготове. Эта скрупулезность вселила в Майкла уверенность, что профессор сделает все возможное, чтобы перевод был как можно более точным. Несколько раз ученый вычеркивал какое-то слово или фразу, вновь перечитывал написанное и подбирал более подходящий английский эквивалент. Каждый раз он бормотал: «Нет, нет, неверно», — а после раздумий восклицал: «Вот так лучше! Гораздо лучше!» Вся работа заняла у него около десяти минут, в течение которых Майкл неспокойно ерзал на стуле, разглядывая корешки книг, которых не то что не читал, но Даже и не знал об их существовании, чиркая что-то на листке бумаги, который выдал ему Рудзински, заметив, что он рисует на столе.
— Готово? — спросил Майкл через некоторое время.
— Да, еще одно слово.., думаю, вот так.., и все! Остальное является повторением первого куска.
Майкл в нетерпении подался вперед. Рудзински зачитал :
«Судьбою предначертано тебе Блаженный край сей неустанно охранять От Зла вторженья или приближенья»
— Это все? — спросил Майкл.
— Да, — отвечал профессор.
— Но страница была… Рудзински перебил его:
— Фраза повторяется пять раз.
— Понятно. — Майкл кивнул. — «Блаженный край», — задумчиво повторил он.
Рудзински начал прибираться на столе.
— Что это означает? — спросил Майкл.
— Не знаю, — пожал плечами профессор. А помолчав, добавил: — Но меня не оставляет ощущение, что это мне знакомо.
— Да?
— Возможно, это отрывок из какого-то литературного произведения, по крайней мере так говорит мой внутренний голос.
