Евгений Немец - Корень мандрагоры
Было поздно, что-то около десяти вечера, я сидел в пустом вагоне метро, пялился в черное окно напротив и видел там кон–тур своего отражения. Видимое соответствовало моему состо–янию: я медленно и уверенно растворялся в великом Ничто…
И тут промелькнуло огненное пятно, кто-то плюхнулся по пра–вую руку от меня, вцепился мне в локоть. Я повернул голову и уставился на невесть откуда взявшуюся попутчицу.
– Привет, – сказала она. – Ты домой? Я тоже. Пойдем вмес–те?
Белка смотрела мне в лицо, ее губы пытались сложиться в улыбку, но тревога и растерянность ломали эти попытки. Она держалась за мою руку, как за спасательный круг. От нее пахло фиалками.
– Привет, – ответил я. – Что с тобой?
– Я…
Она непроизвольно дернула головой, словно хотела указать на источник своей тревоги, но в последний момент сдержала себя; я посмотрел туда, куда направился было ее взгляд, и уви–дел двух парней на некотором расстоянии от нас. Впрочем, я бы и так их заметил, в вагоне больше никого не было. Парни бесцеремонно нас рассматривали.
– Кто они?
– Не знаю. Они идут за мной от самого центра. Так замеча–тельно, что ты оказался тут…
Я аккуратно высвободил локоть, поднялся. Белка смотрела на меня во все глаза.
– Ты куда? – прошептала она.
– Не бойся. Я сейчас вернусь. – Я улыбнулся ей и направил–ся к настырным преследователям.
– Какие проблемы, господа? – спросил я, остановившись в метре от их раскинутых ног.
Обоим было лет по двадцать пять. Короткие ежики на голо–ве, куцая щетина на подбородках, красные глаза и мясистые губы. Потрепанная одежда, кроссовки, изнывающие в ожида–нии пенсии. От них пахло пивом и мускатным орехом. Пахло сильно. Шпана мелкого пошиба.
– А ты чё такой борзый? – вальяжно прожевал слова тот, что сидел левее. Он достал руки из карманов спортивной куртки, и я заметил, что левая осталась сжатой в кулак. Я сказал:
– Сейчас будет станция, вы оба поднимитесь и проследуете на перрон. Если вам надо ехать дальше, вы можете сесть в сле–дующий поезд.
Шпана удивленно переглянулась, левый заржал, правый скривил губы в напряженной улыбке.
– А лошара-то и в самом деле борзый! – сказал левый и на–чал подниматься.
Я сделал короткий шаг назад и ударил его ногой в колено. Сильно ударил. Парень, уже почти поднявшийся, рухнул как под–кошенный.
– Су-у-у-у-у-ка-а-а-а-а-а! – заорал он, схватившись обеими руками за покалеченный сустав.
Об пол тихонько звякнул серебристый нож-бабочка, я за–метил его боковым зрением, потому что в это время присталь–но следил за вторым хулиганом. Парень окаменел, его взгляд из-под прищуренных век изучал мое лицо. Он смотрел мне в глаза и видел там едва различимый контур человека в чер–ном окне вагона, минуту назад сфотографированный сетчат–кой, видел океан холодной бушующей воды, видел пустоту и понимал, что я в том состоянии, когда терять нечего, когда жизнь не является чем-то таким, с чем страшно расстаться. Мне было плевать на бандитов, потому что мне было плевать на себя. Гопника я собирался рубануть в шею, вернее, в ка–дык, если он попытается встрять в драку, чтобы уж сразу напо–вал, и добить, если понадобится. Но он не шевелился, очевид–но, понял все правильно.
– Да ты покойник уже! – хрипел на полу поверженный гоп–ник. Наверное, я-таки сломал ему колено. – Порешу, сука!..
Мне надоел этот ор, к тому же он мог еще сильнее напугать Белку. Я обратился к сидящему:
– Твой друг больно шумный. А меня шум раздражает.
Я резко развернулся и заехал лежащему ботинком в челюсть. Сразу стало тихо. Я подобрал нож-бабочку, положил в карман. За все это время второй хулиган не шелохнулся. Поезд прибыл на станцию.
– Вам пора, – напомнил я сидящему о необходимости про–следовать на перрон.
Парень осторожно, стараясь не делать резких движений, поднял своего друга, закинул его, как котомку, за плечо и по–тащил из вагона. Уже выйдя, он оглянулся, произнес прими–рительно:
– Извини, братан, попутали мы… Я промолчал.
– Что? Что он тебе сказал? – потребовала Белка, как только я вернулся.
Я пожал плечами, ответил:
– Да ничего особенного. Извинился.
– Извинился… – выдохнула она, не веря услышанному. – А ты не думаешь, что они… Ну, что…
– Будут меня искать? Нет, не думаю. – Честно сказать, мне было плевать, будут они меня искать или нет, но мне хотелось успокоить Белку. – Я немного знаю этот тип придурков. Как пра–вило, они удовлетворяются грубой демонстрацией воли и силы. Если чувствуют, что противник сильнее, они с готовностью под–жимают хвосты.
– Но они же подлые! Они могут!..
– Вставить мне перо под ребра в темном переулке, да? –Я усмехнулся. – Успокойся, Бельчонок. Знаешь, почему второй не полез в драку? На самом деле-то он и был предводителем. Он решил, что я из их братии, только куда важнее рангом. А из этого следует, что у меня за спиной организация. Никто просто так не затевает войну между бандами. Если выяснится, что они наехали на крутого бандюка, им еще и свои боссы пистон вста–вят. Именно поэтому он извинился.
– А ты?.. Ты из их братии?! – спросила она напряженно, я рассмеялся, и только после этого Белка расслабилась и тоже улыбнулась. – Нет. Конечно, нет… Но откуда ты все это зна–ешь?
– Смотрю отечественные детективы, там все подробно раз–жевывают, – соврал я, потому что телевизора у меня не было и детективы, особенно отечественные, я терпеть не мог. – Наша станция.
Мы двинулись к выходу. Белка по-прежнему держалась за мой локоть хваткой греко-римского борца, но теперь от нее пахло сеном и чуть-чуть парным молоком. Ее хитрые губки все порывались сложиться в загадочную улыбку, и, если я не отвле–кал ее разговором в течение нескольких секунд, ее взгляд зас–тревал в оболочке сочного киви и улыбка проявлялась. Я осто–рожно косился на Белкино личико и видел, что на ее губах проявлялась магия: Белка шла, влекомая моей рукой, и тихонь–ко что-то там себе колдовала.
Снаружи нас ждала июльская ночь, со спелыми звездами и теплым душистым ветром, наполненным запахом налитой пше–ницы, доносящимся откуда-то с полей за окраиной города. Хо–телось раскинуть руки, чтобы пространство намоталось на них пушистыми невесомыми шарфами. Хотелось прыгнуть в эту ночь, как в теплую спокойную реку, и неторопливо плыть до са–мого утра. Белка резко остановилась, дернув меня за руку, удив–ленно оглянулась по сторонам, потом заглянула мне в глаза, заявила:
– Нет!
– Нет?
– Мы не можем просто так пойти домой.
Очевидно, она следовала какой-то своей девичьей логике. Я был не прочь эту логику постигнуть:
