Ярослав Коваль - Магия спецназначения
Врач фыркнул и отложил камень.
— Да вот я сейчас как раз пытаюсь это понять. Все органы работают прекрасно, хоть и немного замедленно, однако живым этого человека не назовешь.
— То есть? Каким же он, по-вашему, является? — изумилась Кайндел.
— По-моему? Мертвым, — хирург покачался с пяток на носки. — Я знаю, как выглядит аура живого и здорового человека. Знаю, как выглядит аура больного или раненого. У этого офицера нет никакой.
От удивления девушка немедленно пробормотала формулу магического зрения, хотя могла бы совершить это элементарное действие простым усилием воли. Но в результате ее растерянность не стала меньше. Рассматривая лежащего Лидена магическим взором, она несколько секунд даже не знала, что сказать.
— Ну, насчет того, что нет никакой ауры, это, пожалуй, слишком…
— Ладно. Что-то там есть. Но это не аура человека. Это аура тела.
— Э-э… Ну, пожалуй.
— И как вы можете это объяснить?
Она развела руками.
— Никак.
— Хм…
Похоже, врачу просто больше нечего было сказать. Словно в поисках слов он оглянулся на своего собрата-чародея, анестезиолога, но тот, вытирая руки, смотрел без всякого выражения, всем своим видом давая понять, что не собирается высказывать предположения. Зато двое остальных врачей заинтересовались, придвинулись поближе, хотя даже проверить правильность утверждений не могли при всем желании — они были лишены магических способностей.
— Так, — произнес хирург. — Рассказывай подробно, что ты делала?
Кайндел в задумчивости почесала затылок и принялась пересказывать то, что могла вспомнить с ходу. Описала и собственные ощущения, и все, воспринятое магическим зрением. С самого начала рассказа врач задумался, снова вынул свой камень (от яркого сапфира по кабинету поплыло слабое серебристое сияние, но его видели только те, кто обладал способностями) и остановил его над грудью Лидена.
— Я только одно могу сказать — пуля разорвала сердечную артерию, а также повредила легкое. В такой ситуации он должен был умереть в считанные секунды. Ты говоришь, что запускала ему сердце?
— Запускала.
— И насыщала кровью сосуды?
— Ага. Я просто… как бы…
— Клонировала. Да?
— Ну… Да. Сдублировала то количество, которое у него оставалось в теле.
— Ну что ж… Как я понимаю, произошло следующее, — раздумчиво произнес врач, снова убирая артефакт. — К тому моменту, как ты принялась его, так сказать, лечить, он уже умер, но кровь по инерции еще циркулировала, она была насыщена кислородом, клетки мозга еще не начали отмирать. И все органы находились… скажем так, практически в живом состоянии — их клетки пока еще являлись жизнеспособными. Понимаешь? Но даже самый лучший маг не может вернуть жизнь человеку, который уже умер.
— Или может, но не сейчас, — возразила Кайндел.
— Что ты имеешь в виду?
— Только то, что энергетическая система мира постепенно совершенствуется, и то, что было недоступно магам еще в прошлом году, уже доступно сейчас. Возможно, этот процесс еще не закончен.
— Возможно, — легко согласился врач. — Принимаю твою поправку. Впрочем, что бы там ни происходило, вернуть жизнь этому офицеру ты не смогла.
— Что же она тогда сделала? — спросил Шреддер, привычно пропустивший мимо ушей мало интересующие его подробности, но суть ухвативший мгновенно.
— Ну, я бы сказал, что офицер теперь является… э-э… живым мертвецом.
— Зомбяком, что ли? Так?
— Ну… Раньше это слово употреблялось совсем в ином значении, и к живым мертвецам не имело никакого отношения. Но… Если употреблять вошедшие в современный обиход примитивные наименования, которые и терминами-то не назовешь, то да. Именно так.
— Да иди ты со своими терминами! Нет, ну послушай, разве Лидена можно назвать зомби? Он вообще может двигаться или говорить?
Хирург сморгнул и посмотрел на Кайндел.
— Он может двигаться и говорить? — спросил он ее.
— А почему вы у меня спрашиваете?
— У кого же еще? Если ты изготовила его, детка, так ты его и подчинила.
— Я его не подчиняла.
— Лиден — классический живой мертвец…
— Не совсем классический, — возразил маг-анестезиолог. — Все-таки все органы работают, как часы. Ладно, заканчивайте. Решайте — либо утилизировать, либо…
— Почему это утилизировать? — ахнула Кайндел, не ожидавшая такого исхода. Она видела, что о шутке здесь и речи не идет.
— Потому что нормального человека из него уже не сделать. Никакими силами.
— Прикажи ему подняться, — нетерпеливо повторил хирург.
— Э-э… — несколько мгновений девушка пыталась сообразить, что делать. — Лиден, ты слышишь?
— Слышу, — глухо ответил тот.
— Э-э… Встать можешь?
— Могу.
— Ну, так встань.
Он завозился, скинул с себя простыню и спрыгнул на пол — вполне мягко и уверенно. В первый момент Кайндел пришло в голову, что Лиден, оказывается, вполне привлекательный парень, да еще и отлично сложен. Потом она потупилась, протянула ему сброшенную простыню.
— Завернись. — Он завернулся. — Ты как?
— Нормально, — без выражения ответил он.
И девушка вдруг поняла, что имел в виду анестезиолог, когда говорил, что обычного человека из преобразованного оэсэновца уже не сделать. Лиден смотрел на нее совершенно ничего не выражающими глазами, лицо оставалось неподвижным, и, несмотря на то, что вокруг него держалась бледноватая аура, живого он не напоминал. В нем отсутствовало что-то самое главное, и особенно сильно это бросалось в глаза теперь, когда магическое зрение она приводила в действие усилием воли.
— Потрясающе, — проговорил хирург. — Лиден, вы меня-то тоже слышите?
Офицер повернул голову к врачу.
— Я всех слышу.
— Какие ощущения? Что-то особенное вы чувствуете? Что-то в себе.
— А что не так?
Сказано было вполне естественно, вот только выражение лица все испортило. Вернее, полное отсутствие всякого выражения. Можно только поражаться тому, сколько тонких оттенков мимики собеседник, воспринимая как должное, даже не замечает — однако сразу чувствует недостаток, если мимики нет вообще. Казалось, что на офицере надета хорошая силиконовая маска, раскрашенная с удивительной достоверностью — и, однако, остающаяся маской.
Кайндел долго смотрела в лицо офицеру, которого, как она думала, спасла — а в действительности наделила странным подобием жизни, и неизвестно, к лучшему ли это.
— Что ты помнишь? — спросила она. — Ты помнишь момент до выстрела?
— Я не помню только сам выстрел, — ответил Лиден. В голосе его разливалась ощутимая прохлада, должно быть, от равнодушия. — Все отлично помню до и после него, когда пришел в себя в медицинском отделении дома на канале Грибоедова.
