Робин Хобб - Магия отступника
— Невар — мальчик-солдат, сын солдата. Имя, которым ты пользуешься, дано тебе лишь потому, что ты Невар и солдатский сын. И сын-солдат. И это так же верно, как и то, что ты задолжал мне смерть. Или жизнь. Как бы ты ни пожелал это назвать, это ты мне и должен.
— Я ничего тебе не должен! — заорал на него мальчик-солдат, и его слова эхом отразились в далекой пещере.
Он оказался смелее меня. Его руки метнулись вперед, сгребли две полных пригоршни перьев и принялись трясти стервятника.
— Я ничего тебе не должен! Ни жизнь, ни смерть! Ничего не должен!
Где-то вдали кто-то закричал, и стервятник с безумным хохотом взлетел.
В лицо мальчику-солдату плеснула холодная вода; вздрогнув, он открыл глаза, заморгал, пытаясь сосредоточить взгляд, потом поднял трясущуюся руку утереться. Оликея сердито выпутывала свои волосы из его пальцев. Из меха, лежащего поблизости на земле, с журчанием вытекала вода. Ему понадобилось несколько мгновений, чтобы понять, что произошло, и обидеться.
— Ты плеснула в меня водой, — жалобно, точно хнычущий ребенок, простонал он дрожащим от слабости голосом.
— Ты дернул меня за волосы, когда я пыталась тебя напоить! И если ты думаешь, что ничего мне не должен, учти, что я должна тебе меньше, чем ничего!
Я едва различал черты ее лица, поскольку огонь прогорел, оставив лишь тусклое красное сияние углей. Мое тело замерзло и ныло. Оликея выглядела измученной и осунувшейся. Я заметил пряди ее волос, все еще запутавшиеся в моих пальцах. Видимо, я их вырвал.
— Прости, — ужаснувшись, выговорил я — и поразился тому, что действительно произнес это вслух. — Оликея! — начал было я, но внезапно вновь лишился дара речи.
Я чувствовал, как ярость гудит в теле мальчика-солдата. Он был слаб, болен и устал, ему едва хватало сил сдерживать меня. Я перестал с ним бороться и прислушался к словам Оликеи.
— У нас закончилась еда, и вряд ли удастся найти еще дров для костра. Мы должны отправиться на зимовье. Ты можешь идти?
Ему было трудно даже думать об этом, так сильно у него болела голова.
— Я не смогу идти быстроходом. Дай мне воды.
Она подняла с земли обмякший мех и поднесла к его губам. Он напился, удивляясь собственной жажде. Вода смыла налет с его рта и горла, и он немного пришел в себя.
— Ты права, — решил он, когда она убрала воду. — Нам нужно отсюда уходить. Даже если я не смогу воспользоваться быстроходом, нам стоит хотя бы просто идти.
Она мрачно кивнула.
Неожиданно из сумрака у нее за спиной проявился Ликари с охапкой собранной древесины.
— В темноте трудно что-то найти… Он уже очнулся? Тебе лучше? — Он наклонился неприятно близко, так что мальчик-солдат невольно отшатнулся и закрыл глаза. — Ты нашел имя? Когда малыши уходят в это странствие, они часто получают имя. Ты нашел свое имя?
— Невар, — прохрипел он.
Затем сердито покачал головой. Один раз — и даже от этого мир вокруг отчаянно завертелся. Он поднес руки к лицу. Его кожа оказалась сухой, горячей и тугой на ощупь. Он потер глаза — они запеклись коркой.
— Невар — это твое прежнее имя, — язвительно заметила Оликея. — И не думаю, что ты поступил мудро. Мы не готовы к тому, чтобы задержаться здесь до тех пор, пока ты не поправишься.
— Меня не волнует, считаешь ли ты меня мудрым.
Он оперся ладонями о пол пещеры, перевернулся на живот, подтянул колени и наконец неуверенно поднялся на ноги. Он пытался скрыть от нее, каких усилий это ему стоило, но, когда она взяла его руку и положила себе на плечи, ему не хватило духу отвергнуть помощь.
— Ликари, принеси наши вещи и все находки, какие могут оказаться полезными.
Судя по ее голосу, Оликея весьма сомневалась, что нам удастся далеко уйти, но страстно желала хотя бы попытаться. Она явно мечтала поскорее покинуть сырую пещеру. Они с Ликари наверняка проголодались не в меньшей степени, чем мальчик-солдат, но не жаловались.
— Мне не хватит сил, чтобы зажечь для вас свет, — неохотно признался мальчик-солдат. — Придется идти в темноте.
— Как только мы отойдем от костра, нам хватит света, чтобы видеть тропу, — ответила Оликея.
Меня ее заявление озадачило, но мальчик-солдат, похоже, принял его на веру. Ликари отправился наполнить водой мех и забрать одеяло и вскоре вернулся, перекинув его через плечо. Кроме того, он связал дрова, которые ему удалось раздобыть, кожаным ремнем, чтобы их было удобнее нести. Он подошел к мальчику-солдату с другой стороны и взял его за руку. Он решительно положил мою ладонь себе на плечо, словно не сомневался в своей способности выдержать часть моего веса. И без лишней суеты мы двинулись в путь.
Тускло-багряное мерцание костра быстро осталось позади, и мы зашагали вперед в темноте. Мальчик-солдат позволил Оликее вести себя, и она явно хорошо знала дорогу. За долгие годы здесь прошло столько людей, что тропа стала гладкой и ровной. Мальчик-солдат о таких вещах не думал. Он сосредоточился просто на необходимости перемещать свое тело. Лихорадка лизала его кожу, словно языки пламени, места, где он проткнул кожу кристаллом, зудели. Он сковырнул струпья, и теперь вздувшиеся ранки сочились влагой. Он осознавал всю глупость этой затеи, но одновременно упрямо твердил себе, что и она сама, и боль, и последующий жар были необходимы. У него ломило суставы, а голова гудела. Желание лечь и уснуть скоро стало невыносимым, даже сильнее мучительного голода. Но на него приходилось не обращать внимания и шаг за шагом продвигаться вперед. Все его мысли сосредоточились на ходьбе. Вскоре на краю его замутненного жаром поля зрения забрезжило призрачное свечение. Он крепко зажмурился, открыл глаза, снова моргнул, но бледные мерцающие точки прогнать не удалось. Тогда он побрел дальше.
Я постепенно осознал, что призрачное свечение вовсе мне не мерещится. Оно появлялось пятнами и крохотными пляшущими точками, бледное, зеленоватое, а порой голубовато-белое — такими были движущиеся огоньки. Когда один из них подлетел к нам, завис у самого моего лица и упорхнул прочь, я понял, что это какой-то подземный светлячок. Эта догадка позволила мне разобраться в том, что я видел. Зеленоватые пятна превратились в островки слизи или мха на стенах пещеры. Голубоватые жучки собирались около них, ели или, возможно, пили, сливаясь с их мерцанием, а затем, насытившись, улетали прочь. Мягкое зеленое свечение появлялось примерно через равные промежутки. Я решил, что, чем бы это ни было: растением, мхом или слизью, — спеки сознательно разметили им тропу, чтобы подсветить путникам дорогу. Я восхитился их находчивостью в использовании природных средств в не меньшей степени, чем удивлялся их непредусмотрительности в прочих вопросах. Я подумал о близкой моему сердцу кавалле и решил, что на часто используемой тропе непременно были бы обустроены тайники с запасом дров и еды. Либо спеки совсем не заботились друг о друге, либо им просто не приходило это в голову.
