Ирина Сыромятникова - Житие мое. Трилогия
И снова туман, пустая платформа, но кое — что изменилось, да. Никто не сможет сказать, что черный маг отнесся к смерти родственника пренебрежительно! Я поправил лацкан нарочито светлого, без единой черной нитки, пиджака модной в этом сезоне бежево — клетчатой расцветки с немного неуместным ярко — красным галстуком. Дань традиции! Черный цвет, равно как и белый, в Краухарде не считается траурным. Раньше этим вопросом никто не заморачивался, но в конце концов народ остановился на багрово — красном. Нарядно, практично, кроме того, красный являлся символом чистой смерти, то есть не оскверненной прикосновением потустороннего тела (кто видел гулей, тот поймет). Но щеголять траурными цветами было не принято. Дань уважения отдавали, устраивая пышные поминки и беря под опеку родственников покойного (в первую очередь несовершеннолетних детей), особые права получали также домашние животные (лошадь, собака или кошка). И что характерно: если с последним никто не спорил, то краухардские поминки служили любимым поводом для анекдотов. Все из — за того, что приезжие часто путали их со свадьбой — внешне разницы почти никакой, разве что песни другие и сладкого на столе нет. А что в этом странного? И то, и то — события, требующие от родственников известного оптимизма. Я вот, например, всегда искренне не понимал популярности у белых траура и печали — скажите, какому нормальному человеку понравится, что его близкие рыдают и рвут на себе волосы? Только извращенцу! Какой смысл вообще такого хоронить… Близких родственников у дяди Гордона не было, по крайней мере, никто о них не знал, скотину деревенский алхимик отродясь не держал, так что из всего списка оставалась только пьянка. На что, собственно говоря, я и рассчитывал.
Проникшийся чувством момента проводник в перчатках вынес на перрон большой кожаный чемодан с маленькими железными колесиками. Я дал ему крону.
— Ох, Томас! — всплеснула руками мама. — Какой ты красивый!
— Здравствуйте, — скромно поздоровался я, давя самодовольную улыбку.
Джо чесал в затылке, решая, куда пристроить такой шикарный чемодан.
— Да бросай ты его сзади, — решил я его колебания. — Потом заклинанием почищу.
Главное, чтобы внешний вид сохранился до полудня, то есть до того момента, когда приглашенные на поминки гости еще способны что — то замечать. Успехи ученика делают честь его наставнику!
В последний путь Гордона Ферро провожали всей долиной. К выносу тела мы успели вовремя, по утреннему холодку прогулялись до кладбища, подождали, пока клирик выполнит все необходимые для окончательного упокоения ритуалы, и бросили на гроб по щепотке соли. Я выглядел как ходячая реклама пользы образования и даже сумел толкнуть речь о благодарности к своему первому учителю. Собравшиеся понятливо покивали и пустились в обратный путь, к столам, накрытым на машинном дворе прямо под открытым небом. Зазвучали первые песни, кто — то начал выбивать на бубне зажигательный ритм, в руках самой красивой девушки деревни, дочери старосты, появился вымпел, символизирующий похороны черного мага. Уличные гуляния тоже входили в традицию: какое бы божество ни решало теперь судьбу покойного, оно должно знать, как много родственников он облагодетельствовал, и принимать их мнение в расчет.
Поминки дяди Гордона прошли с огоньком: поднимались тосты и слышались пожелания: «Удачи старому перечнику, куда бы он ни попал», некоторые, особенно желчные, вспоминали, что старик свалил в лучший мир, не починив им какую — нибудь важную штуку (этих я брал на заметку — исполнять обещания покойных родственников считается хорошим тоном). В целом народ был настроен оптимистично и в отношении дядюшкиной души, и в отношении собственного будущего — кто — то ведь должен был заменить покойного алхимика. В мой адрес звучали предложения занять освободившееся место, но я отговаривался тем, что еще учусь. Традиция была соблюдена в лучшем виде.
Мой сосед по столу увлекательно описывал проказы и неприятности, в которые дядя Гордон влипал по молодости лет. С образом желчного и педантичного алхимика эти приключения вязались слабо.
— Кстати, а почему гроб закрытый был? — поинтересовался я.
Сосед кхекнул:
— Ну дык он же внезапно, на улице помер. Зверьки тело маленько объели.
Странно. Вокруг дядиного дома всегда стояли заклинания, отвращающие мелкую живность, — мохнатых соседей алхимик не любил.
— А где он умер?
— Да вон там, за мастерской его нашли!
Тем более странно. Что он вообще мог там делать?
До темноты затягивать посиделки не стали — ночь в Краухарде принято встречать дома. Это еще одна местная экзотика — все пьют, но пьяных вдупель практически нет, иначе на следующий день похороны можно было бы организовывать по новой. Мысли о потустороннем вообще очень дисциплинируют. Жены потихоньку уводили покачивающихся мужей, моего соседа по столу увезли в тачке. Я сумел продержаться до конца, не свалившись под лавку и не обляпавшись салатом с ног до головы (чистящие заклятия у меня выходят плоховато), кроме меня трезвенниками оказались Джо и староста долины, исключительно правильный для Краухарда мужик. Естественно, к нам стали обращаться с просьбами о помощи. Вовремя уловив этот момент, я сделал вид, что иду до ветра, и незаметно укрылся за хозяйственными постройками. Не хватало еще, чтобы меня под конец облевали! Для верности нужно было выждать с полчасика, например, пройтись до места скоропостижной кончины дяди Гордона и выяснить, что у него там все — таки произошло с отвращающими заклинаниями.
В голове приятно шумело. С другой стороны долины домики купались в лучах солнца, но на северном склоне было уже холодно и довольно — таки темно. Хорошо еще вокруг кустов нет, а то бы я в них заблудился. Сказать, где именно умер старый алхимик, было невозможно — все камни выглядели одинаково, но отвращающее заклятие и вправду не ощущалось. Интересно, почему? Возможно, именно из — за этого дядя полез сюда — обычно страстью к скалолазанию он не страдал.
Я решил подняться еще немного по склону и поискать печати — такие круглые гранитные шайбы, которые обычно служат в качестве якоря для бытовой магии. Угадайте, почему гранитные, а не свинцовые, стеклянные или золотые? Я не мог понять, пока Ракшат не вломил прямым текстом: «Чтоб не сперли». Хотя лучше всего заклятия в себя принимают серебро и медь. Грубые каменные кругляши нашлись почти сразу, отвращающие руны на каждом из них были, то есть теоретически никакая мелкая погань не могла приблизиться к жилищу алхимика и осквернить его труп. Объяснение могло быть только одно: контур где — то не замыкался. Линия печатей была выложена довольно часто, так что отсутствие одной — двух штук не должно было повлиять на работоспособность заклятия. Я загорелся было целью обойти периметр целиком, но огонек здравого смысла подсказал мне, что для этого мероприятия лучше выбрать другой день.
