Оксана Демченко - Мир в подарок. (Трилогия)
Свое мокрое сокровище Вэрри выловил одним движением, нырнув в воду, едва осознал – она уже здесь, в озере. Подхватил, добрался до мелкого прибрежья, крепко придерживая плотную кожаную наглазную повязку. Усадил на заранее расстеленный коврик.
– Я молодец? – Рассмеялась она и добавила жалобно: – От этих глупых глаз все лицо чешется и нос будто пчелами искусан.
– Молодец, конечно. Не открывай пока глаза.
– Я и не умею!
– Деяна, иди. Позову, когда станет нужно. Мира, держи повязку и не умничай, а то худо будет.
Снавь нехотя удалилась. Арагни послушно прижала мокрую кожу к лицу. Она не боялась прыгать в бездну, а теперь дрожала и чуть не плакала. Глаза точно есть, но только дракон знает, как их оживить. А потерять свою мечту невозможно – это же страшно и непоправимо. Боль копилась и сочилась в сознание через щели в покрове. Большая, мучительная и опасная. Такая нудная, что сквозь ее покров не разобрать, чем занят Вэрри.
И хорошо, – успокоено вздохнул тот. Скоро станет все совсем замечательно.
Боль действительно отступила. Спокойный голос и доброе сознание, почти слившееся с ее собственным, перепуганным, вели Миру. Кто из них – айри или его обожаемое «солнышко» – прикрыл непослушные веки, которые прежде не умели двигаться, кто снял с глаз защиту и позволил им впервые распахнуться? Кто сквозь слезы и резь непривычных к свету окон в мир изучал его и опознавал неведомое, знакомое лишь по бессмысленным словам – небо, горизонт, водопад, листву? Арагни не могла сказать наверняка. Она понимала, что впитывает знание о мире, как прежде, в водопаде. Может быть, даже полнее. Ведь этому дракону она верила больше, чем себе самой, водному змею Радужного или Великому с его тайнами и чудесами.
Один взгляд на спокойное утро, солнечное, позолоченное ранней осенью и украшенное радужной шалью дымки над потоком. Всего один, короткое мгновенье. Потом сознание мягко выключилось, не в силах обработать и усвоить целиком так быстро полученное огромное богатство впечатлений и знаний. Но этот первый взгляд не был бессмысленным, она полностью приняла мир, известный дракону в его цветах, формах и образах. И теперь дремала, плыла в полусне, училась. Привыкала. Доверчиво улыбалась своему сбывшемуся счастью. Всё, что умел различать и когда–либо видел Вэрри, теперь понятно ей. Или скоро станет понятно.
– Деяна!
Голос айри звучал хрипло и тихо.
Снавь прибежала на зов и охнула, всплеснув руками. Торопливо погладила Миру по голове, глубже погружая в сон. Испуганно осмотрела Вэрри. Уточнила – а иначе было невозможно? Нет?
Он отчаянно замотал головой. Кому–то из них двоих надо учиться видеть. Свое зрение айри отдал. А сделать это смог, лишь приняв целиком ее боль. И с ней вместе – отчаяние не умеющих фокусироваться зрачков, неразбериху образов, тяжесть узнавания заново формы, цвета, расстояния.
Тогда, и правда, хорошо, что Мира спит, признала снавь жалостливо: она бы не приняла такого страшного подарка. Клинок, в котором жила часть души арагни, вспорол руку Вэрри от запястья до самого плеча, попортил ключицу, отдавая дракону боль и слепоту Миратэйи. Вэрри шипел и сердито щупал темный воздух. Арагни–то первый свой взгляд выдержала, а вот он – нет. Глаза не желали более служить айри. Ожог роговицы, и тяжелый, – виновато признала снавь, наскоро останавливая кровь и стягивая края раны на руке. Сейчас, она поправит.
– Не получится так быстро, – грустно вздохнул Вэрри. – Мне вместо нее учиться видеть – это надолго. Да и времени у вас нет. Она довольно скоро очнется, и лучше бы подальше отсюда. Чуткая она, услышит мою боль, вернется и начнет переживать. Идите. Мы, айри, живучие. Мне уже к вечеру будет вполне хорошо.
Деяна фыркнула сердито – врет, ей вполне отчетливо заметно. Но – прав, надо уходить ради покоя Миры.
Вэрри, сам не понимая, как еще двигается, помог усадить малышку в седло, хлопнул беспокойно танцующего Норима по крупу, отсылая в путь. И устало сел в траву. Потом лег, замотал голову курткой от непомерно яркого и жестокого света, подтянул колени к животу. Плотнее обнял больную руку, холодную и совершенно чужую. К вечеру он придет в себя, как же! Еще бы знать, когда этот вечер наступит.
Оказалось – черед два десятка дней. И так быстро лишь благодаря усилиям учителя снавей – Рина, торопливо ссыпавшегося уже к ночи по крутой горной тропе напару с упрямым и довольно ловким Бризом. Имя сыну Актама выдумала–таки неугомонная Мира. Это, принятое без неудовольствия даже айри, было чуть ли не сотое из бесконечно предлагаемых.
Вэрри очнулся в уютной постели, под шерстяным пледом. И теперь лежал, наслаждаясь покоем и темнотой без боли. На глазах влажная травяная примочка, руку греют полузнакомые мази. А из соседней комнатушки шелестят голоса, и оба – знакомые и невозможные. Дана он опознал сразу. А вот в том, что учитель снавей и есть его потерянный еще в горах наставник, с трудом и медленно убеждал себя до сих пор.
Оба ощутили его пробуждение и перебрались к ложу.
– И как тебе работа подмастерья Великого? – Вздохнул сочувственно Дан.
– Интересно, – рассмеялся Вэрри. – Не каждому удается взглянуть на мир заново, прожив семь сотен лет. У меня есть шанс.
– Хорошая мысль. Правильная, – обрадовался старейший дракон. – Айри на такое обычно не соглашаются. И, поверь мне, зря.
– Я вот не смог, – покаянно признался Рин. – И остался лишь наставником. Теперь хоть буду жить спокойно, есть кому передать дело. Я ведь удручающе стар, даже для айри. Оказывается, у нас тоже болят кости к дождю и зубы теряют остроту, как и когти.
– Вэрри, – позвал Дан очень серьезно. – Мы тут сидим возле тебя не без повода. Очень редко и тем немногим из лишившихся крыльев, кто добирается до Радужного и становится достоин, я соглашаюсь дать последнее имя. Потому что они себя нашли. И себя, и дорогу, и полный, истинный, смысл в драконьей длинной жизни. Твое имя будет самое редкое из возможных, я его еще никому не давал. Риан – «ведающий дорогу судеб». Лечись, смотри и думай, дракон с полным именем Аэртоэльверриан. Мы еще увидимся, и не раз.
– Спасибо.
– Не спасибо, а «приглашаю на праздник», – капризно уточнил Рин. – Великий наш упрямец меня, старого и больного, гонял в твою ближнюю пещеру за коммуникатором. Вот он. Зови несносного Хиннра, а мы уж заодно, никто и не приметит.
Вэрри, точнее уже Риан, снова рассмеялся, представив пару айри на верблюдах посреди столицы Индуза. Они поймали картинку и тоже порадовались.
Всю долгую зиму Вэрри–Риан учился смотреть и различать забытое. Мир, который он видел снова, был ярче и красивее прежнего. Роднее. Он вырисовывался из темноты линия за линией, и каждый новый штрих радовал и восхищал. Прежде айри не замечал, что ни одна снежинка не подобна другой. Что зимний лес каждое мгновение меняет цвет, подчиняясь капризам света. Что небо не бывает просто «серым», ведь в нем столько оттенков!
