Сергей Волков - Владыки Земли
— Вот и прибыли! — сказал Зугур и в свете чародейского огонька начал доставать из мешка кожаные ремни и ладить ременную справу для спуска.
Спустились. Луня, стоя во тьме меж колючих ветвей, по щиколотку утопая в прелой трухе, закрыл глаза и начал вслушиваться в окруживший его лес. Лес был чужим, совсем чужим и даже чуждым для любого человека. Он жил своей, особой жизнью, не похожей на жизнь ни одного из виденных Луней прежде лесов.
Ученик волхва чуял — этот лес был очень большим — без конца и края, и очень древним. Он рос тут всегда, чуть ли не с тех времен, когда Владыка впервые создал растения и разрешил им расти, цвести и умирать, давая жизнь новым побегам.
Ни одно из окружавших Луную деревьев, ни один куст, ни одна травинка, ни даже мох не были знакомы юному роду. И все запахи, звуки, ощущения тоже ни на что не походили. А самое главное — Луня почуял ненасытность этого леса. Здесь постоянно, каждый миг кто-то кого-то ел, пожирал, набивал свою утробу для того, чтобы тут же попасться в пасть более сильному, более могучему хищнику.
Даже растения, опьяняющие сладостными ароматами, кружащими голову, и те безжалостно душили друг друга, оплетали корнями и побегами, выпивали жизненные соки, существовали за счет другого. А были и такие, что питались живой плотью, заманивая в расставленные ловушки живых тварей, от самых мелких, до совсем больших, человеку под стать.
Членистая мелочь, жуки, гусеницы, жрали сам лес. Их было немеренно, неисчислимо, и все они постоянно терзали своими челюстями зеленую плоть растений. Но листьев в лесу было еще больше, и он не страдал от маленьких пожирателей. А вот они сами страдали — их же собратья, и твари побольше постоянно ловили их и ели, а их ели твари еще больше, а их — еще, и так до бесконечности…
Дикая, чужая ночь, напуганная появлением пришельцев, быстро разобралась, что беды от них ждать не след, и вдруг, в одночасье, ожила множеством криков, писков, воплей, стрекотания и свиристения. То там, то сям слышался хруст веток, вспыхивали во мраке огоньки чьих-то любопытных глаз…
— Ой, мамочки! — взвизгнула вдруг Руна: — По мне ползет кто-то! Луня, убери его, ай!!
Шык опустил чародейный огонек, и все увидели здоровенного, с крупную жабу величиной, мохнатого паука, шустро ползущего по Руниной ноге. Луня ударом поршня сбил мохнача на землю, но тот и не думал отступать и пришлось разрубить его мечом.
— Если тут каждого паучару мечом рубить придется, у нас мечей не хватит, а, дяденька? — с содроганием спросил Луня, вытирая клинок от беловатой паучьей слизи.
— Однако, назад надо лезть! — приговорил Шык: — Все одно не видать ничего, куда идти, неизвестно. До утра переждем, там оглядимся. Гора, что Могуч-Камень сберегает, рядом где-то должна быть, я так мыслю. Давай, полезли в колесницу, ночевать будем.
В колесницу залезли быстро, но там путников уже ждали — толстенный пестроокрашенный змей притаилась между скамьями, и вдруг выползя из своего убежища, быстро начала оплетать могучими кольцами ноги Зугура. Вагас кинжалом успел отсечь змею башку, но тело гада словно бы жило своей жизнью, и продолжало сдавливать человеческую плоть, точно тиски. Пришлось рубить чешуйчатое змейское тело на куски и выбрасывать их из колесницы вниз, туда, где недавно стояли сами путники.
В темноте сразу затеялась какая-то возня, послышались негромкое рычание, заклацали зубы, зачавкали рты.
— Ой, да что ж тут все такое… голодное-то! — в отчаянии сказала Руна, прижимаясь к мужу. Луня поглади женины волосы, успокоил, как мог.
Всю ночь горел сотворенный Шыком огонек, и путники в очередь несли дозор — в ТАКОМ лесу чуть уснешь, в миг окажешься в чьей-нибудь пасти…
* * *Утра дождались, как единственного спасения от ночных кошмаров. Все не выспались, а когда на рассвете затеяли утряню, оказалось, что остатки припасов, прихваченных от Корчей, успели попортить муравьи. Луня таких с роду не видал — каждый в полпальцы, челюсти, как у жука-оленя, и кусается до крови.
Солнце, поднявшись над миром, осветило небольшую гору, чьи бурые склоны поднимались прямо из зеленого лесного месива в десяти полетах стрелы от путников. К восходу от нее виднелись сквозь густую и сизую утреннюю дымку зубчатые вершины могучего горного хребта, сверкающие льдом. На перевалах лежали облака, а на далеких склонах виднелись змеящиеся водные потоки, обрывающиеся в бездны сверкающими в солнечных лучах водопадами.
— Дивная земля! — торжественно проговорил Зугур, и Луня невольно удивился — вагас не любил ни гор, ни леса, но этот дикий край, похоже, очаровал его своей первозданной мощью.
Пожевав наскоро то, что пощадили муравьи, путники снова спустились с сука, на котором стояла Золотая Колесница, вниз, и увидали змеевы кости, дочиста обглоданные кем-то и облепленные мелкими жучками.
— Фу, гадость какая! — совсем по-бабьи сказал Руна, поправила кинжал у пояса и спросила у Шыка: — А где пещера-то, в которой камень тот?
— Про то, дочка, не ведаю я пока. — ответил волхв, внимательно вслушиваясь в несмолкаемый лесной гомон: — На гору нам подниматься надо, мыслю я — ТА это гора, а там уж разберемся, что к чему. Зугур! Пойдешь первым! Потом я, Руна, а ты, Лунька, в конце. Всем в оба глядеть — мало какую нечисть тут местные боги носят, в рот им тележное дышло. Кабы беды не случилось! Ну, пошли.
Сказать оказалось легче, чем сделать. Путники уперлись в неодолимое переплетение ветвей, побегов, каких-то зеленых, похожих на змей, отростков, увитых ползучими травами и увешаных бородами мха. Потыкавшись, словно слепые котята, в этих зарослях, люди сбились в кучу и уставились на волхва — что, мол, теперь?
Шык пожал плечами, попытался сотворить заклятие, отворяющее лесной путь, но ничего не вышло — здешний лес не подчинился родским чарам. Тогда вперед выступил Зугур, выволок из ножен меч и начал прорубать дорогу, отсекая с молодецким уханьем и хаканьем зеленые ветви.
Так и пошли. Десять полетов стрелы — путь не дальний, но рубить непотдатливую зелень оказалось тяжко. Вскоре Зугура сменил Луня, потом маленько порубила Руна, а когда пришел черед волхва, он ударил по зелени чарами, проморозив длинный проход.
До подножия горы добрались лишь к полудню. Сильно донимала мошкара, какие-то мелкие, противно звенящие над головами путников твари кусались хуже любого комара, и вскоре у людей начали распухать от укусов лица и кисти рук.
Было нестерпимо жарко, солнце палило с небес так, словно хотело изжарить людей, испепелить лес вокруг, но если люди страдали от этой изнуряющей жары, то лесу было все равно. От заваленной полусгнившими листьями земли поднимался наполненный запахом тлена и гнили туман, вокруг по прежнему гомонили и кричали лесные обитатели, множество птиц, диковинных и разноцветных, перелетали с одного дерева на другое, а от одуряющих запахов цветов, что в великом множестве окружали путников, вскоре у Луни начала кружиться голова.
