Сэм Энтховен - Черная татуировка
— И что получилось? — спросил Джек.
— В каком смысле?
— Ну, если предположить, будто я вам верю.
— Уверяю тебя, — сказал старик, сдвинув брови, — мне всегда было совершенно безразлично, верят в меня или нет.
Джек заморгал. Он явно затронул больную тему. Но решил не отступать.
— А с вами что случилось? Почему вы ушли? И что вы делаете здесь? — спросил он, чувствуя, как начинает болеть голова.
— Здесь — в смысле, в аду?
— Ну да.
— Милое мое дитя, — сказал старик. — Как ни приятно мне поболтать по душам хотя бы с одним из вас, я вынужден заметить, это произошло слишком давно. Как вид, вы развивались исключительно медленно, и правда в том… В общем, мне стало скучно.
— Скучно?
— Жизнь, знаешь ли, продолжается. Кажется, даже у вас принято так говорить. И когда мне представилась возможность занять здесь место библиотекаря, я его занял. Тут народец поинтереснее, понимаешь? — Он пожал плечами. — Прости, но что есть, то есть. А теперь — как насчет того, чтобы взглянуть на свое новое тело, а?
Джек отвел взгляд от старика и посмотрел на белую простыню, которой был укрыт по шею. Ему вспомнились обрывки разговора насчет хвостов, когтей и всего прочего, и религиозное значение всего, о чем он только что услышал, сразу отошло на задний план.
— Давай, — поторопил его старик. — Посмотри!
Боясь того, что могло предстать перед ним, Джек отдернул простыню. И увидел…
— То же самое, — прошептал он. — Оно то же самое.
— Мм. — Старик загадочно усмехнулся. — Выглядит точно так же, да? Но я не мог устоять перед соблазном и внес кое-какие усовершенствования. Там кое-что в тебе подправил, тут подремонтировал. Конструкция у тебя, в конце концов, весьма устаревшая.
Джек был готов ответить, когда у него в голове прозвучал негромкий щелчок, и…
— Разреши тебе напомнить, Годфри, что искажение и прерывание моих телепатических передач является оскорблением, наказуемым…
— Что-что? — переспросил Бог и подмигнул Джеку, напугав его этим. — Что ты там говоришь? Повтори, Гукумат, связь неважная.
— Я не дурак, Годфри. И тебе не стоит причислять меня к дуракам.
Бог смешливо фыркнул. Голос, звучавший в голове у Джека, испустил вздох, леденящий кровь.
— Гладиатор готов вернуться в свою камеру?
— О да, — ответил Бог. — Вполне готов. Но, Гукумат, прошу тебя больше не досаждать мне подобными поручениями. Залы веков сами по себе работать не могут, сам знаешь.
— Гладиатор Джек, пожалуйста, будь готов к переносу. Обратный отсчет пошел. Три.
Неведомо откуда снова появилась противная липкая масса, растеклась по спине Джека.
— Два.
Слизь облепила все его тело, налипла на лицо.
— Один.
«Ну, все по новой», — в отчаянии подумал Джек.
— Ноль.
И он оказался в своей камере.
Джек вздохнул.
А потом начал медленно и осторожно ощупывать себя.
Это был долгий и странный процесс. Через некоторое время Джек пришел к выводу, что на ощупь с ним все более или менее нормально.
В конце концов Джек устроился на песчаном полу. Улегся на бок, свернулся калачиком, положил руку под голову, и этого ему вполне хватило. День выдался долгий; он явно только что воскрес из мертвых, и поэтому ему было положительно все равно, где приклонить голову.
Он мгновенно уснул.
ЯМЫ
Джека разбудил негромкий скрежет. Он огляделся по сторонам и увидел, что одна из стен камеры движется — она медленно и плавно поднималась, причем нижний край стены не упирался в землю, а уходил глубоко в нее. Плита из желтого камня ползла вверх секунд пять, и наконец вместо нее появился провал. Дверной проем.
«Ладно, — подумал Джек и поднялся на ноги, — после всего пережитого что может быть хуже?»
Он поежился и велел себе не быть таким глупым.
За дверным проемом тянулась полоса песка шириной около метра. За ней находилась другая камера — такая же, как у него. Но теперь Джек перестал думать о камерах как таковых. Он стал размышлять о тех, кто находился в этих камерах. В особенности о том существе, которое лежало, свернувшись кольцами на полу соседней камеры. У него на глазах существо начало постепенно разворачиваться, как змея, подняло голову и уставилось на Джека.
— Сссвежее мясссо! — прошипело оно знакомым скрипучим голосом.
Морда у змееподобного существа была широкая и словно резиновая, с выпученными, налитыми кровью глазами. Оно смутно напоминало Джеку самого длинного на свете ленточного червя, которого он однажды видел на картинке. Окраска была такая же — смесь тошнотворно белесого цвета со светло-коричневым. И еще: хотя Джек никогда не нюхал ленточного червя, от этой твари исходила вонь, какая, по его представлениям, и должна исходить от такого паразита, только что извлеченного из естественных мест его обитания. Червь, поддерживая себя неразвернутыми кольцами, без усилий переполз в камеру Джека. В следующее мгновение он плотно обвился вокруг Джека, но, как заметил мальчик (и это его вовсе не порадовало), на полу в камере червя осталась значительная его часть. Кольца лежали на песке, влажные и блестящие.
— Здравсствуй, сссвежее мясссо, — прошипел червь прямо в лицо Джеку, и от вони, исходившей от него, у Джека закружилась голова и подогнулись колени. — Ммм-хммм, — добавил червь, видимо довольный тем, что увидел. — Сссвежжженький, новввенький. Сссвежжженькая вкуссснятинка для Шаргла!
— Шаргл! — тут же послышался зычный голос, от звука которого и Джек, и Шаргл вздрогнули. — Ты где? А ну давай сюда, живо!
Глаза червя недовольно сверкнули, и он покосился в сторону дверного проема.
— Быстро, Шаргл! Или ты хочешь, чтобы я снова связал твои головы друг с другом?
Джек вытаращил глаза.
«Головы?» — в страхе подумал он.
— Я тебя предупреждаю, Шаргл. Моя очередь приближается, я это чувствую и не желаю рисковать из-за длинного гнойного червяка вроде тебя, который не хочет выходить из своей камеры!
Червь злобно зашипел, удивительно проворно раскрутился, отпустил Джека и отполз в свою камеру через проем в стене.
— И кто бы там ни был еще, лучше двигай за ним, не то я лично изрублю тебя на куски. Вперед!
Джек беспрекословно повиновался. Голова у него еще кружилась, но он, пошатываясь, побрел следом за Шарглом. И вытаращил глаза от изумления.
Для этого было несколько причин.
Во-первых, оказавшись снаружи, он понял, что его догадка верна: его камера являлась лишь частицей какого-то большого комплекса. И точно: по обе стороны он увидел открытые дверные проемы, а за ними — точно такие же, как у него, камеры, и коридор тянулся так далеко, насколько хватал глаз.
