Людмила Минич - Ступени в вечность
— Неужели?
— Я хорошо помню Слова. И ты тоже, иначе не старался бы ее обвести — заставил бы силой. Я помню, что сказано над Дверью: «Ключ повернется по Слову Открывающего. Не торопись, человек, и Оно придет, не может не прийти, как только Ключ найдет свою Дверь. Не торопись, у тебя всего одно Слово. Спроси сердце — оно укажет, если пожелает открыть эту Дверь для человека. Дверь нельзя обмануть, только себя». Я помню. Ты тоже.
— И что же?
— Маритха никогда не сможет открыть для тебя эту Дверь. Даже если ты обманом или принуждением заставишь ее туда добраться. В женщине больше не будет нужды. Ты получишь Сломанный Ключ.
— Что ты задумал, Раванга?
— Ты увидишь. И очень скоро.
Великий повернулся к девушке. Та слегка зашевелилась.
— Я говорил с тобой и понял. Сочувствую твоей боли или жажде, но помогать не стану.
— Наш разговор, наконец, закончен? — спросил Ведатель.
— Да. Еще одно, если позволишь, Саис.
— Покороче.
— Вернуться можно всегда. Даже если нет пути обратно. Всегда можно вернуться.
Маритха вздрогнула и приподнялась, яростно протирая глаза.
— Вижу плохо совсем… Расплывается все, — простонала она, обращаясь к кому-нибудь из них.
— Ничего, — ласково сказал Раванга, — зрение вернется очень скоро. Подожди немного.
Втроем они молча ожидали, пока ей станет лучше.
— Пока мы не ушли отсюда, Маритха, я хочу тебе кое-что показать. И рассказать. О Нитях. Ты ведь хотела знать?
Девушка неуверенно кивнула.
— Вот оно что, — холодно лег поверх ее неуверенности голос Ведателя. — То знание о Нитях, что ты желаешь открыть ей, запретное. Доступное лишь Ведателю. И после Третьего Посвящения, не раньше.
— Я знаю.
Мягкая улыбка, что заставляла у Маритхи сиять все внутри, снова вернулась к Великому.
— Ты не расплатишься за это. Никогда.
Маритха встревожилась. Происходило что-то неправильное, опасное для Раванги. И стократ опаснее для Ведателя.
— Я готов дать эту цену за их жизни.
— А о ней ты подумал? — еще холоднее бросил Ведатель. — По плечу ли ей запретное знание? Ей придется платить вместе с тобой. А знание, оно не уходит. Забывается, никому не нужное откладывается в сторону, но, полученное однажды, оно остается навечно. Его не отбросишь по ненадобности. Или от страха.
Маритха и вовсе притихла, переводя взгляд с одного на другого.
— И правда… — тоненько проскрипела она, — может, и не надо мне…
Хватит с нее знаний всяких. И по незнанию чуть не укокошили, а по знанию — страшно подумать, что с ней могут сотворить.
— Ей тоже придется заплатить. У нее нет выхода.
— Это ты так решил. Не она, — заметил Ведатель. — Она не хочет.
Ей показалось, что голос его замерз, как и вся Табала. Он уже не рассиживал перед Равангой, вновь стоял, скрестивши руки на груди.
— Она боится. Но она боится не того. Потому что не знает, с кем на самом деле хотела связать себя договором.
Девушка сглотнула и поперхнулась. Пока она кашляла, в комнате опять поднялся ветер.
— Посмотри вокруг, — медленно, словно через силу, обратился к ней Раванга, и Маритха огляделась, стараясь не заметить ничего лишнего. — Что ты видишь?
— Ну, что… Дом как дом, — осторожно ответила она, — красивый, теплый…
— Тебя что-то… удивляет?… Пугает?… — все чаще прерывался Великий, словно беседовал с Маритхой между делом, а на самом деле… неизвестно где пропадал, неизвестно что делал. — Смущает?… Что?
— Да ничего, — отговаривалась Маритха. — Фигурки только… эти. То безлицые, то безрукие. Непривычно.
Она зябко дернула плечами. Да, зябко от них, нехорошо.
— Они были… людьми… Маритха. Такими… как я… и ты.
Ветер, погасивший более половины свечей, сразу стих.
— Что ж, — сказал Ведатель. — Когда-нибудь ты пожалеешь, что я не смог тебя остановить.
— Подумаешь, — Маритха опять передернула плечами. — У нас из глины тоже человечков часто лепят. У отца знакомый был…
— Ты не понимаешь, женщина, — прервал Раванга. — Не хочешь понять. Их не только вырезали, слепили по образу живых людей. Они были людьми.
— А-а… — протянула девушка, ничего не понимая.
— Если выдернуть твою Нить, Маритха, ты умрешь. Это то, что держит тебя, питает, направляет. Но сама Нить будет жить. Как эта свеча.
Он схватил одну из непонятных пузатых мисок с огоньком внутри и вынул обыкновенную свечу, маленькую. Огонек сначала дрожал, но в его руках разгорелся ровно, ярко.
— Этот сосуд — человек. Представь! А свеча — это Нить. Я возьму другой сосуд, непрозрачный.
Он поискал глазами, но ничего подходящего не нашел и кинул свечку в кувшин с молочным соком, которым вчера лакомилась Маритха.
— Ее не видно. Свечи не видно, — растолковывал он оторопевшей девушке. — Никто больше не видит ее. Но она там. И будет там, пока я ее не выну. Пока я не захочу. Вернее, пока он не захочет. Потому что это его свеча. Как и все здесь. Все фигурки.
Он посмотрел на Ведателя. Тот держал удар, никак не меняясь в лице, замерев со скрещенными руками.
— А… как?… — задыхалась Маритха, не понимая, почему слезы текут по щекам. — Почему?…
— Они задолжали Аркаису. Настолько, что в уплату пришлось лишиться Нити. Некоторые упустили по глупости, выпрашивая несбыточное. Попросту… он обманул их. Договор за договором, чем дальше — тем больше, тем легче. Желания, что легко сбываются, становятся непомерными, и Аркаис затягивает и затягивает алчущих в свою сеть, пока цена не оказывается слишком велика. Но платить все же надо, никто не отменял законов. И если последняя, самая большая плата за всё их пугает… Если они, сохраняя остатки разума, все же вздумают отказаться, жизнь их делается похожей на кошмар. Все вокруг рушится… или снедают страшные недуги… или один за одним умирают родные… Словом, человек на все готов, лишь бы выбраться из этого ужаса. И тут он заключает последний договор, обязуясь отдать свою Нить Аркаису. После смерти. Не зная, что это значит.
— Но это же… это просто договор! — завизжала Маритха. — Это слова! Как можно это… отдать то, чего не чувствуешь? Не видишь даже?
— А ты забыла? — вдруг вступил сам Ведатель. — Только вчера я долго объяснял тебе, что эти «слова» в незримом мире гораздо вещественнее шкур, на которых ты сидишь.
Девушка и не поняла, как оказалась на полу. Но она сидела.
— Можешь быть уверена, — продолжал этот мучитель, — что Главное Волокно попадет куда надо. Ко мне. Это все равно что держать его в руках. Клубок никогда не смотается вновь, чтобы размотаться в другом месте и в другое время. Потому что я держу его за кончик.
