Андрей Дашков - Сборник "Змееныш"
Вначале Люгер отнесся почти безразлично и к такому обороту событий, но потом понял, что, если Сегейла жива, то она стала старше его на несколько лет. В этом свете приобретали зловещий и пророческий смысл слова Слепого Странника о любви старухи. Проклятый слепец никогда не ошибался, в чем Слот очередной раз убедился. А еще Странник говорил что-то о «дочернем поцелуе» и «лебедином гнезде»…
Стервятник себя не обманывал: после разлуки с ним в жизни Сегейлы, вероятно, хватало лишений и унижений. А может, она нашла утешителя? Разве сам Люгер надеялся всерьез, что любовь вернется и все будет по-прежнему? Он просто верил в неизбежность встречи, невзирая на то, что эта встреча не обещала обеим сторонам ничего, кроме разочарований и обманутых ожиданий. Он должен был довести свои поиски до конца.
Женщина, постаревшая на пятнадцать лет, — это ли не кошмар, похожий на неотвратимое колдовство? А виновником был помощник королевского прокурора Мальвиус, и жажда мести, совершенно отделенная от бесплодных сожалений и неизбывной тоски, разгоралась в сердце Стервятника с новой силой.
Тем не менее он действовал хладнокровно и без лишнего риска. Он прошелся по трактирам, угощал и пил сам, внимательно слушал и задавал осторожные вопросы. Так он узнал, что Мальвиус стал королевским прокурором шесть лет назад, после смерти своего предшественника, обойдя нескольких высокородных, но менее изворотливых претендентов на этот весьма влиятельный пост. По слухам, в изобилии ходившим среди обитателей городского дна, с тех пор Мальвиус обрюзг, сделался еще более отвратительным внешне и еще более изощренным в преследовании порока — или того, что он считал пороком.
Без особого труда Люгер выяснил, где находится новая резиденция королевского прокурора. Для этого достаточно было проследить за его каретой, отъехавшей от Дворца Правосудия. Вторую половину дня Слот потратил на слежку за одним из приходящих слуг Мальвиуса, после чего подкараулил того в собственном доме и вежливо расспросил о расположении комнат и некоторых привычках прокурора. Слуга оказался благоразумным малым и дал исчерпывающие ответы на все вопросы человека в маске, вооруженного кинжалом и не настроенного шутить.
Как только наступила ночь, Люгер связал хозяина дома, заткнул ему рот кляпом, снова превратился в стервятника и отправился в полет. Очередное свидание с Мальвиусом вполне могло закончиться для него смертным приговором. Однако риск и прежде являлся неотъемлемой частью его беспорядочной жизни, а теперь, когда он заглянул в темную бездну магии и узрел страшную изнанку жизни, привычка ходить по краю казалась ему всего лишь одним из правил игры, навязанной силой, для которой Стервятник и так был обреченной фигурой.
Но по крайней мере не безропотной жертвой.
* * *Накал страстей достиг своего апогея. В тот самый момент когда Мальвиус начал содрогаться всем телом, изливая в Венгу мертвую влагу, не способную оплодотворить ни одну женщину, стеклянный потолок спальни разбился от удара пернатого демона, упавшего со сложенными крыльями и врезавшегося в самую его середину.
Тонкие перегородки из эбенового дерева не выдержали и с треском сломались, осколки битого стекла градом посыпались вниз. Мальвиус закричал от того, что несколько острых стеклянных игл вонзилось в его обнаженную спину, ягодицы и ноги — а это было гораздо больнее, чем царапины, оставляемые ноготками Венги, — но боль оказалась настолько возбуждающей, что прокурор на некоторое время очутился в плену испытываемого им наслаждения.
Еще не коснувшись покрытого ковром пола, стервятник начал превращаться. Это заняло несколько секунд, что могло бы иметь для Люгера роковые последствия, если бы Мальвиус не бездействовал. Но момент вторжения был выбран правильно, и прокурора удалось застать врасплох.
Внутри столба струящегося дыма возник силуэт обнаженного мужчины. Еще немного, и он обрел плоть и кровь. И хотя искажения всякий раз оказывались неизбежными, когда он смотрел глазами человека на то, что видел незадолго до этого глазами птицы, ему понадобилось всего лишь мгновение, чтобы оценить обстановку. Он искал взглядом оружие, но единственным предметом в этой спальне, отдаленно его напоминавшим, была плеть.
Крики Мальвиуса слились с испуганным визгом его рабыни. При других обстоятельствах они могли бы привлечь целый полк охраны. Однако прежние постельные утехи прокурора, сопровождавшиеся не менее выразительными воплями, сослужили ему плохую службу. Очень скоро Люгер уже стащил его с кровати и передавил горло рукоятью плети.
Мальвиус захрипел, а у Венги хватило ума заткнуться. В борделях Вормарга ей приходилось видеть и не такое. Отдавая себе отчет в том, что мертвый прокурор уже ничем ей не поможет, она закрыла рот и поудобнее устроила на смятых простынях свое искусанное и исхлестанное тело. Как люди, в определенном смысле похожие, Венга и Стервятник прекрасно поняли друг друга, обменявшись лишь одним недолгим взглядом.
— Покажи мне меч оборотней, — прошептал Люгер на ухо полузадушенному Мальвиусу, и тот поспешно закивал головой, в которой, несмотря на испытываемый им страх, уже мелькали мысли о том, как в дальнейшем найти и поймать наглеца, осмелившегося напасть на королевского прокурора в его собственном доме. И кем бы ни был этот мерзавец, он сполна заплатит за дерзкое ограбление.
Минуту назад Люгер действительно подписал себе смертный приговор, но он собирался отправиться туда, где преследование валидийских властей будет последней из грозящих ему опасностей.
Рядом со Стервятником голый прокурор, едва достававший ему до плеча, выглядел жалко и смешно, однако Венге сейчас ничто не казалось забавным. Она ждала, чем все закончится. У нее и в мыслях не было снова орать и звать на помощь охранников, ибо это означало бы скорый конец для Мальвиуса, а чуть позже — и для нее самой.
— Веди! — приказал Люгер, и Мальвиус, кривясь от того, что ступал по битому стеклу босыми ногами, подошел к почти незаметной двери и дрожащей рукой открыл потайной замок.
За дверью находилась святая святых этого огромного дома — комната без окон, отведенная под собрание редчайших образцов оружия. Прокурор обожал свой арсенал, который пополнялся на протяжении долгого времени и стал в его глазах чуть ли не бесценным.
Особенную привязанность он питал к земмурскому мечу, завлекавшему его в пугающие лабиринты и загадочные сновидения, манившему призраками нездешних ужасов и обещанием нечеловеческого могущества. Тщедушное тело и ненасытная душонка Мальвиуса трепетали, когда он думал о судьбах рыцарей, владевших когда-то пленяющим разум клинком, об отрубленных им головах, об адском месте, в котором был выкован меч — выкован из металла невообразимой древности, добытого из упавшего с небес камня, и закален в крови жутких созданий…
