Виктория Угрюмова - Все волки Канорры
— Какая страшная и печальная история, — сказал Зелг. — Хорошенькую книгу выбрал я себе для легкого чтения перед сном. Простите, князь…
— За что? — искренне удивился Гампакорта. — Тем более, что это книга выбрала вас, как я теперь думаю.
— Что было дальше? — спросил герцог. — Это же не вся история?
— Нет, конечно. Никто не знает, как это произошло на самом деле, но сын Кантабаны родился человеком только наполовину. Кто-то говорил, что Клотисса пила кровь демонов; кто-то — особенно претенденты на трон Канорры — настаивали на том, что дитя, в жилах которого текла кровь каноррских владык, погибло еще во чреве матери, не вынеся той неистовой скачки из Адранги в Шудахан, и княгиня приняла любовь демона, чтобы родить наследника и мстителя. Не знаю, сколько правды в любой из этих версий, но Тирнах Турандар с младых ногтей обладал неслыханной колдовской силой. Он завоевал окрестные княжества и основал государство, ставшее великой Каноррой. Он никогда не щадил своих врагов и всегда сжигал их замки, и когда однажды герцог Алмерих предложил ему мир и руку своей старшей дочери, он сперва захватил его земли, затем казнил всех наследников мужского пола и только после этого женился на молодой герцогине. Именно Тирнах завел знаменитый бестиарий каноррских владык и содержал в нем древних монстров, в том числе и гухурунду. Но этот роман не о нем. Он о его отце и матери. И строки, которые вы читали, милорд, в переводе звучат так: «И даже яростная месть гухурунды не утолит мою ненасытную скорбь, мой отважный рыцарь. И я до самой смерти стану оплакивать тебя безутешной волчицей, и все волки Канорры вместе со мною». Это плач Клотиссы, знаменитая в свое время в Канорре поэма.
— Почему же «все волки»?
— Родовой герб Турандаров и символ его личной гвардии — черный волк Канорры с алыми глазами.
Гампакорта еще раз провел пальцами по обложке, будто погладил книгу, как приласкал бы верного пса или доброго коня, и протянул ее Зелгу.
— Что вы, князь, как можно, — замахал руками молодой некромант. — Возьмите. Она принадлежала вашей матушке, тут ее собственноручные пометки, и я, право, даже не представляю, что вы должны чувствовать, держа ее в руках столько лет и событий спустя.
— Не знаю, когда и как она очутилась в Кассарии, не знаю, почему именно сейчас оказалась в ваших руках, милорд, но у всего этого есть какой-то смысл. И потому книга ваша, коли уж выбрала вас.
— Вы уверены, что она выбрала меня, а не случайно попалась мне на глаза?
— А как бы вы сумели прочитать название?
— «И великое колдовство, оплаченное кровью и душами, свершилось по воле короля Тирнаха Турандара, исполнившего единственное желание своей матери, которой он был обязан всем. Содрогнулось небо от темного заклинания, разнеслись над миром слова прощания, и погрузился в печаль всемогущий Тирнах. Вдовствующая королева Клотисса Турандар покинула Шудахан без свиты и спутников, в одиночестве… На закате она стояла в ущелье Адранги, глядя на истекающее кровью солнце, а за ее спиной вставал строй верных рыцарей, непобедимых волков Канорры. Но она не оборачивалась и ждала, и ее терпение было вознаграждено. Величайший из волков Канорры подошел и обнял ее за плечи. Она склонила голову ему на грудь и закрыла глаза. Он пришел забрать ее с собой. Ей было все равно, куда она последует, ибо она собиралась следовать за ним и больше никогда с ним не расставаться. И если бы кто-то на земле, под землей или на небесах вознамерился разлучить их, месть ее была бы ужасна. Она бы сожгла весь мир, и по тропе, усыпанной дымящимся пеплом, пошла бы в царство теней к своему возлюбленному супругу, и смерть пожелала бы ей счастливой дороги», — Зелг закрыл книгу. — Не знаю, пугаться или радоваться, что теперь я могу прочитать ее от корки до корки.
Он с надеждой заглянул в слепые глаза оборотня.
— Как вы полагаете, князь, а эти пятьдесят воинов, они взяли их с собой?
Гампакорта удивился неожиданному повороту сюжета: он вспоминал свою собственную мать, гибель отца, падение Канорры. В первые мгновения он даже не сообразил, о ком идет речь: государи не считают своих солдат.
— Ах, этих, из отряда Кантабаны? Не знаю, никогда не задумывался о них. Вероятнее всего, нет. Во всяком случае, в самом романе об этом ни слова — ну да вы прочитаете.
И снова погрузился в собственные мысли. Зелг не посмел больше отвлекать его. Он бережно прижал томик к груди и быстро вышел из комнаты. Ему не хотелось, чтобы князь заметил, как блестят его глаза, ибо в отличие от Гампакорты оплакивал сейчас не Клотиссу, не Кантабану, не Турандара или весь проклятый род каноррских владык, а те полсотни безымянных, никем не оплаканных, всеми забытых воинов, погибших во имя чужой любви и чужой мести. Ему всегда хотелось что-то сделать для таких, как они, воздать им должное, восстановить справедливость, и его всегда бесило чувство собственной беспомощности от того, что сделать уже ничего нельзя.
* * *
Если в Преисподней и разверзся настоящий Ад при известии о покушении на минотавра всех времен и народов, на поверхности с этим обстояло куда хуже. Не то чтобы кого-то сильно печалило отсутствие Ада в окрестностях. Но одного конкретного огорчало ужасно. Князь Намора Безобразный никак не мог совместить дом и работу.
Став счастливым женихом капрала кассарийской армии мадам Мумезы и осуществив тем самым мечту, которую лелеял вот уже — нет, не скажем, сколько, это может не лучшим образом отразиться на репутации прекрасной невесты, — обретя семью, дом, в котором ему к завтраку подавали куркамисы в мармеладе и горячую рялямсу с гописсиными пончиками, утреннюю газету и свежую порцию наставлений, а также совершенно новое для него увлечение — коллекционирование фаянсовых свинок — демон расцвел. Однако в Аду он занимал не последнюю должность. Легендарный повелитель экоев, о котором шептались по всем углам и закоулкам Геенны Огненной, что его руки по плечи в крови врагов, не может вот так за здорово живешь оставить свои пылающие владения, препоручить слугам подземные чертоги и обитающих в них монстров, заявить Князю Тьмы, что не генерал он ему больше, и переселиться в замок недавнего врага. Потому что есть под землей и долг, и честь, и вассальная преданность, помноженная на железную дисциплину. Дай только волю, все разбегутся из Преисподней под разными предлогами: кто — сочинять музыку, кто — издавать газету, кто — устраивать личную жизнь с феями, наядами и ундинами. С юной феей любой сумеет, а ты попробуй, поживи со старой чертовкой, построй с ней крепкую семью на века. Так что Намора с пониманием относился к тому, что чуть ли не каждый день из Геенны Огненной являлся посланник с категорическим требованием Князя Тьмы вернуться в лоно земное и приступить к исполнению. Он бы и сам поступал точно так же. Но его уже тошнило от посланцев — столько он их проглотил за последний месяц. Нужно было срочно что-то предпринять.
