Ли Танит - Серебряный любовник
– Ты устал? - спросила я.
– Ты меня всегда об этом спрашиваешь, беспамятная леди.
– Прости. Ты не устал. Ты вообще не устаешь.
– А ты?
– Нет.
– Тогда можно пойти в Парлор, ты еще раз отведаешь лимонное мороженое.
– Или пойти домой и посмотреть, не съела ли кошка еще одну свечу.
– Я говорил, надо купить ей рыбы, и она перестанет. Мы стояли на снегу. Я хотела, чтобы у него было алое фортепьяно.
– Ты записала слова песни, которую придумала сегодня? - спросил он.
– Нет еще. Но ведь я говорила тебе, ты запомнишь. И я тоже. Белый огонь - странная песня. Мысли в голову все лезут и лезут. Наверное, скоро, иссякнут. Я истощу свою фантазию. Что ты будешь делать, если я иссякну?
– Я тебя полью.
На видеоэкране автоматически переключились каналы. Нам надо было идти. Но мой глаз невольно скользнул по экрану. Я увидела перед бесцветным стеклянным фасадом неоновую радугу из слов: ЭЛЕКТРОНИК МЕТАЛЗ ЛИМИТЕД. Секунду это ни о чем не говорило. А потом вывеска погасла, остались только черные каркасы букв, и я услышала голос диктора, который произнес: "Сегодня вечером Э.М. гасит свои огни в последний раз. Наконец-то фирма, которая собиралась производить роботов-игрушек, подобных людям, признала, что все-таки человека не может заменить ничто."
– Сильвер, - сказала я.
– Я знаю, - отозвался он.
Мы стояли и смотрели, и снег поскрипывал у меня под ногами в такт пульсирующей крови.
Теперь на экране была маленькая пустая комната. На меня кто-то смотрел. На нем были темные очки и костюм из кремовой шерсти. Совэйсон. Я узнала его манеры. Неброский шарм, расслабленность, готовность дать информацию и плотно сцепленные наманикюренные руки.
– Это была наша великая идея, - сказал он. - Все возможные услуги клиенту. Роботы не только доставляют эстетическое наслаждение, но и являются источником повседневных домашних развлечений. Певцы, музыканты, танцоры, собеседники. Товарищи. Но что правда, то правда: больше в металлическую болванку ничего не вложить.
Экран мигнул. Совэйсон тоже исчез, зато возник ряд желтых металлических ящиков с улыбающимися гуманоидными лицами. "Здравствуйте, пропели они, как канарейки. - Здравствуйте. Добро пожаловать на борт. Плату за проезд, пожалуйста".
Экран мигнул, на нем снова появился Совэйсон.
– Эта линия, э-э, не так уж плоха, - заявил он. - Больше приветливости, чем у простой щели. Они хорошо приживаются. Флаер Кампани рассматривает вопрос об их внедрении. А мы - что ж, мы сознаем ограниченность наших возможностей, поэтому...
Щелк. Серый металлический ящик с дружелюбно улыбающимся лицом и двумя очаровательными женскими ручками. "Доброе утро, мадам. Какую бы вы хотели сегодня прическу?" Щелк.
– Мы попали впросак, - говорил Совэйсон, - попытавшись создать вещь, которая могла бы соперничать с человеком-художником. Творческую личность. Наши усложненные образцы. Конечно, компьютеры копались с ними целые годы. И, как мы знаем, это не сработало. У человека бывает вдохновение. Оно не поддается предсказанию. Машина не может обладать талантом.
Щелк. На экране возникла фигурка молодой женщины, стоявшей на сцене. Камера медленно наезжала на нее, а тем временем мощные лучи света били по ее платью цвета белого вина, по медной коже, по пшенично-желтым волосам. Приятным музыкальным голосом она твердо произнесла: "Скачи быстрей, мой верный резвый конь..." И снова: "Скачи быстрей, мой верный резвый конь..." и еще, и еще, и еще. И каждый раз все с той же интонацией.
– Безупречное исполнение, - говорил Совэйсон, - и каждый раз одно и то же. Нет вариаций. Нет... э-э... изобретательности.
Щелк. Сияющий Совэйсон сидел, сцепив руки.
– Но очень похожа на живого человека, - сказал интервьюер вкрадчиво. Похоже, он в чем-то обвинял Совэйсона, и тот об этом знал.
Совэйсон расплывался все шире и шире, будто занимался упражнениями для мышц лица.
– Они человекоподобны, - сказал он.
– Их можно принять за людей, - продолжал свои обвинения корреспондент.
– Ну, да, пожалуй - на расстоянии.
Щелк, Золотой человек в черном восточном одеянии с зеленой вышивкой размахивал в воздухе кривой саблей. Камера бросилась к нему. Футах в четырех он перестал быть человеком. Виден был непроницаемый металл его кожи, твердой, как поверхность жаростойкой кастрюли.
– Их всегда выдаст кожа, - говорил Совэйсон, пока камера скользила по изгибу металлического века с ресницами, похожими на черные лакированные шипы. - К тому же, хотя они безупречны в действиях, на которых специализируются, их всегда можно распознать по движениям головы, по походке.
Щелк. Через весь экран шагал меднокожий человек в желтом бархате. Сразу бросалась в глаза неестественность походки.
– Когда мы выпустили этих роботов в город, - сказал Совэйсон, - в обществе поднялась большая шумиха. Рекламный ход - но какой сюрприз...
– Да, действительно. Был создан своего рода миф, не правда ли? Абсолютно автономные роботы, которые сами регулируют свое поведение.
– Естественно, хотя все было предусмотрено, за каждым роботом наблюдали. Иначе они вряд ли справились бы. Какую только чепуху люди не приписывали нашим роботам. Да, конечно, они ловкие, но ни одна машина не обладает свойствами, которыми наши роботы наделялись в слухах. Они, якобы, без сопровождения пользовались флаерами, паромами, подземкой...
Щелк. Я узнала старую ленту. Толпа демонстрантов в Восточном Арборе, вокруг полиция. Кто-то бросил бутылку. Камера проследила ее полет. Она ударилась о фасад "Электроник Металз" и разбилась.
Должно быть, я издала какой-то звук. Сильвер взял мою ладонь своими прохладными пальцами - я ощущала это, как прикосновение человеческой кожи.
– Все в порядке.
– Нет. Не видишь, что ли... подожди, - сказала я. На экране снова появился Совэйсон.
– Что ни говори, а крах Э.М. обрадует людей, которые боялись того, что мы делаем, или, скорее, того, что сами о нас придумали.
– Итак, у Э.М. на носу шишка? - Корреспондент торжествовал.
– И пребольшая. Мы убедились в этом на горьком опыте. Эти сверхсложные машины потребляют столько энергии, что просто ее не оправдывают.
Щелк. Золотая девушка танцует. Всплеск электрической статики. Металлическая статуя, непонятно каким образом сохраняющая равновесие под таким углом, одна нога вытянута, волосы упали на глаза. Глупо, неуклюже, смешно. Машина не может поступать, как человек, она не в состоянии даже завершить действие.
Будто читая мои мысли, интервьюер сказал:
– И, конечно, насколько я понял, эти вещи имеют определенные социальные функции. Скажем заменяют женщину. Правда, может выйти конфуз, если в этой женщине что-нибудь заклинит, как в этой.
