Роджер Желязны - Ружья Авалона
– Конечно, – согласился я. – Но мы же решили, что все это – мое дело.
Он вздохнул, пригладил щеточку усов. И кивнул – хорошо, мол, пусть все будет по-вашему.
Ясное дело, он содрал с меня три шкуры. Раз во всем прочем я выгляжу вполне разумно, значит, о сумасшествии моем не может быть и речи – просто я занят дорогостоящей аферой. Подробности, конечно, интересовали его, но Артур явно решил не выказывать любопытства к столь сомнительному предприятию. Он просто хватался за любую возможность не связывать свое имя с моим проектом. А когда наконец подобрал нужных людей – как оказалось, в Швейцарии, – то просто горел желанием поскорее свести меня с ними и отмыть собственные руки от всего, кроме денег.
Мы с Ганелоном отправились в Швейцарию по поддельным документам. Он был немцем, я – португальцем. Что там написали в моих собственных бумагах, меня не слишком интересовало – сработаны они были отлично, но немецкий паспорт Ганелону я выбрал потому, что этот язык ему дался бы легче прочих, выучить какой-то ему было необходимо, а в Швейцарии всегда хватает германских туристов.
Он освоил язык достаточно быстро. Для истинных немцев и швейцарцев, которые поинтересуются, была заготовлена легенда, будто он вырос в Финляндии.
В Швейцарии мы проторчали недели три, пока качество патронов не стало удовлетворительным. Как я и ожидал, состав был абсолютно инертен в этой Тени. Впрочем, сейчас от производителей требовалось лишь тщательно выполнять все мои указания. Серебро тоже обошлось недешево. Может быть, я и перестраховался. Просто в Амбере и вокруг него попадаются твари, с которыми надежнее разделываться серебром, а мне это было по карману. Кстати, какая еще пуля лучше для короля… кроме золотой, конечно?
Если мне придется пристрелить Эрика, оскорбления величия не произойдет. Когда настанет мой черед, будьте снисходительны и ко мне, братья.
А потом я отпустил Ганелона «попастись», и в роль туриста он вжился в точности как воспитанник Станиславского. Я отправил его в Италию с фотоаппаратом на шее и отстраненным выражением лица, а сам вернулся обратно в Штаты.
Вернулся? Да. Это запущенное жилище на склоне было моим домом почти десяток лет. Я возвращался в этот дом, когда попал в ту аварию, с которой все и началось.
Попыхивая сигаретой, я обозревал окрестности. В те времена дом не был заброшенным. Я всегда содержал его в хорошем состоянии. Все здесь было полностью оплачено. Шесть комнат и пристроенный гараж на две машины. И семь акров вокруг, практически целый склон.
В основном я жил тут один. Мне нравилось это место. Большую часть времени я проводил в кабинете и мастерской. Интересно, висит ли еще в студии деревянная гравюра Мори? Называлась она «Лицом к лицу», два воина сошлись на ней в смертном поединке. Хорошо, если бы гравюра уцелела. Но я чувствовал, что надеяться на это не приходится. Быть может, все, что не успели украсть, пошло с молотка на покрытие налогов. Чего еще ждать от властей штата Нью-Йорк? Просто удивительно, что в доме не оказалось новых жильцов. Я наблюдал, чтобы удостовериться в этом. Клянусь пеклом, спешить некуда. Даже просто некуда податься.
С Джерардом я связался сразу же, как только очутился в Бельгии. Я решил некоторое время не разговаривать с Бенедиктом, он запросто мог тем или иным способом атаковать меня.
Джерард внимательно и осторожно вглядывался в мое лицо. Он был где-то в полях, похоже, совсем один.
– Корвин? – произнес он. – Да…
– Верно. Ну, как дела у Бенедикта?
– Я обнаружил его там, где ты сказал, и освободил. Он собирался немедленно пуститься вдогонку за тобой, но я сумел убедить его, что мы расстались давно. Раз ты сказал, что оставил его в беспамятстве, я решил, что так будет лучше всего. Да и конь его был совершенно изможден. Мы вернулись вместе в Авалон. С ним я оставался до похорон, а потом одолжил коня. Сейчас я возвращаюсь в Амбер.
– Похорон? Чьих похорон?
Снова тот же оценивающий взгляд.
– Ты и в самом деле не знаешь?
– Если бы я, черт побери, знал, то и не спрашивал бы!
– Его слуг. Их убили. Он уверен, что это сделал ты.
– Нет, – сказал я, – нет. Да это просто смешно. Зачем мне убивать его слуг? Я не понимаю…
– Бенедикт вернулся и почти сразу же стал разыскивать их, раз они не встречали его. А потом увидел, что они убиты, а ты и твой спутник исчезли.
– Теперь ясно, как все выглядело… Где были тела?
– Похоронены в неглубокой могиле в маленьком леске сразу за домом.
Так, именно так… Лучше не упоминать, что я знал об этой могиле.
– Какие у меня могут быть причины убивать его слуг, об этом он подумал? – взвинтился я.
– Он озадачен, Корвин. В высшей степени озадачен. И никак не может понять, почему ты не убил его, когда получил такую возможность, и почему вызвал меня, хотя просто мог бросить его связанным.
– Теперь я понимаю, почему во время поединка он называл меня убийцей, но… Ты сказал, что я никого не убивал и просил тебя передать это ему?
– Сказал. Сперва он просто отмахнулся, как от пустой болтовни. Тогда я заметил, что ты казался абсолютно искренним и совершенно озадаченным. Похоже, его смущала твоя уверенность в собственной невиновности. Несколько раз он спросил, верю ли я тебе.
– И что ты ответил?
Джерард опустил глаза.
– Клянусь пеклом, Корвин, во что я должен верить? Я вляпался в эту историю совершенно неожиданно. Мы ведь не встречались так долго… – Тут он и глянул на меня. – Есть и еще кое-что.
– Что же?
– Почему ты вызвал на помощь именно меня? Ты забрал у Бенедикта полную колоду. Ты мог вызвать любого из нас.
– Ты шутишь, – ответил я.
– Нет, я жду ответа.
– Хорошо. Я доверяю только тебе.
– И это все?
– Нет. Бенедикт не хочет, чтобы о его убежище стало известно в Амбере. Я знаю, что только ты и Джулиан ведаете, где искать его. Джулиан мне не нравится, я не доверяю ему, поэтому пришлось обратиться к тебе.
– А как ты узнал, что мы с Джулианом знаем о нем?
– Он помог вам обоим, когда вы недавно попали в переделку на черной дороге, и позволил остаться, пока вы не оправились. Об этом мне рассказала Дара.
– Дара? Кстати, кто это?
– Сирота. Ее родители работали у Бенедикта. Она была там, когда вы с Джулианом оказались у него.
– И ты послал ей браслет… Кстати, ты вспоминал о ней там на дороге, когда вызвал меня.
– Верно. А в чем дело?
– Ни в чем. Я и в самом деле не помню ее. А скажи, почему ты удрал так внезапно? Ты ведь должен признать, что вел себя именно как виновный.
– Это правда, – ответил я, – я и был виновен, только не в убийстве. Я искал кое-что в Авалоне, нашел все, что нужно, и решил убраться восвояси. Ты видел мой фургон, он был загружен. И я удрал до возвращения Бенедикта, чтобы не отвечать на те вопросы, которые он стал бы мне задавать. Клянусь пеклом! Если бы я просто смывался, то не тянулся бы на грохочущем фургоне! Я бы мчался верхом, налегке и галопом.
