Марина Дяченко - Авантюрист
— Она у него, — устало сказал старик, роняя камушек в неподвижную чёрную воду.
По воде разошёлся круг.
* * *Я хотел взять с собой старосту и людей из посёлка, но никто не пошёл. Все оказались больными, слабыми, многодетными; староста извинялся и приседал, но идти на холм ему никак не можно. Пусть благородный господин Рекотарс великодушно простит, но не мужицкое это дело — вламываться к магу, господин Рекотарс свободная птица, а мужикам тут жить, их земелька кормит…
Итер не смел отказать, глядя на его иссиня-бледное лицо, я сам отменил собственное распоряжение. Взял огниво и вязанку факелов, у подножия холма зажёг сразу два и двинулся на гору, с огнём среди бела дня, будто пещерный дух, они, говорят, тоже с факелами бродят…
Калитка не была заперта. Как обычно.
Дверь отворилась почти сразу же; Черно стоял в глубине прихожей, по уши закутанный в мохнатую шубу.
— Привет, — сказал я, пропуская факел впереди себя. — Я пришёл тебя согреть.
Трудно сказать, чего я ожидал. Черно молчал; отсветы пламени плясали на голом черепе.
Я шагнул вперёд, намереваясь ткнуть его факелом в лицо.
— Осторожнее, — сказал он негромко. — Ты неверно понял. Я не люблю огня — не значит, что я боюсь его… Ты ведь тоже не любишь дерьма. Но если некто швырнёт в тебя… какашкой, ты ведь не пустишься в ужасе бежать? Нет?
И пока я хлопал глазами, протянул руку и оторвал от факела клочок огня — оторвал, как кусок соломы.
— Извини, что я сбил тебя с толку.
Несколько мгновений пламя прыгало у него на ладони — как-то странно прыгало, будто пытаясь убежать; потом он сжал пальцы — пламя скомкалось, как тряпочка, и погасло.
И оба моих факела погасли тоже.
Стало темно. А может быть, мне показалось; Черно Да Скоро высился передо мной, как чёрная мохнатая тень. И только на голой макушке лежал тусклый блик.
— Что стоишь? Пришёл — заходи… Мы с Аланой как раз о тебе говорили. Зайдёшь?
Я не двигался с места.
— Если раздумал — иди домой… Алана потом вернётся. Только на пороге не стой, потому как дверь закрыть надо… Сквозит…
— Алана! — позвал я хрипло.
Огромный дом молчал.
— Тебе это запомнится, — сказал я глухо, наперёд зная, что это не пустая угроза, что я наизнанку вывернусь, но отомщу Чонотаксу Оро.
За ощущение полного бессилия, свалившееся на меня в эту минуту.
— Войди, — терпеливо повторил Черно Да Скоро. — Ты просто… извини, Ретано, ты храбрый человек, но ты дурачок. Ты две недели вёз эту книжку и даже не удосужился толком её почитать. Женился на девушке и даже не разузнал толком… о её семье. О брате…
Снова — этот её брат.
— Опять-таки извини, Ретано. Я думал, что ты свяжешь в уме… Аланиного деда, его книгу, Луара. Я думал, что ты мне сознательно поможешь… Вместо этого ты впал в истерику. Жаль; собственно, на этом этапе я уже могу обойтись без твоей помощи. Извини.
— Алана!! — рявкнул я так, что зазвенели стёкла.
Пауза.
В глубине большого дома скрипнула дверь. Приблизились неуверенные шаги; Алана остановилась на верхней площадке лестницы, будто решая, спускаться ко мне или нет.
Я облизнул губы. Маленькая, в короткой шубке, на вид даже моложе своих лет; лицо её, привыкшее носить мину гордости и злости, показалось мне незнакомым. Печальное лицо обиженного ребёнка.
— Алана, пойдём домой, — сказал я мягко.
Её губы необходимо было смазать питательным маслом. Немедленно, иначе они растрескаются ещё больше, до крови, и будет очень больно…
— Алана… — Мой голос дрогнул.
— Он говорит, — Алана удивлённо воззрилась на Черно, будто впервые его увидев, — он говорит, что ты… что вы женились на мне из-за книги. Что это он вам велел жениться на мне… Это правда?
Я проглотил слюну. Черно Да Скоро стоял в двух шагах, теперь, когда глаза привыкли к полумраку, я прекрасно видел его лицо, но глаза Черно выражали то же, что и всегда. Ничего не выражали.
— Скажи ей, Ретано, — со вздохом попросил Чонотакс. — Ответь жене… Правда?
Я поднял глаза на Алану.
Сейчас она была очень похожа на Эгерта Солля. На тринадцатилетнего мальчика Эгерта.
— Нет, — сказал я, спокойно глядя ей в глаза. — Это гнусное враньё. Этот господин — маг и потому считает, что ему всё позволено… Спускайся, Алана. Мы пойдём домой.
Черно Да Скоро усмехнулся:
— А вы бесчестный человек, Ретанаар Рекотарс… Как же так? Лгать в глаза любимой жене? А?
— Алана, пойдём домой, — повторил я ровно.
Она не двинулась с места.
— Он говорит, что мы с Луаром связаны… ниточкой… что я могу отвести его к Луару. Я бы хотела.
Вот тогда мне сделалось страшно.
Проще всего было бы принять Алану за сумасшедшую — вслед за матушкой… Я непременно решил бы, что она тронулась умишком. Если бы рядом не стоял Черно Да Скоро, который рвёт огонь руками, будто солому. Которому, как выясняется, не столько книжка нужна была, сколько…
«Ретано, ты храбрый человек, но ты дурачок».
— А я дурачок-таки, — сказал я шёпотом.
— Вот и я говорю, — охотно согласился Черно. — Извини, но мне нужна девочка.
Мне казалось, что я вязну в его извинениях, как в киселе. Откуда-то со стороны донёсся мой до странности спокойный голос:
— Вот и надо было самому на ней жениться… МНЕ она тоже нужна, Чонотакс.
— Нет. — Губы Черно изогнулись дугой, уголки их резко опустились вниз. — Будь честен хоть сам перед собой…
— Алана, ко мне! — рявкнул я.
Алана не двинулась с места.
Чонотакс помедлил. Чуть усмехнулся краешком рта; развернулся, бесшумно поднялся по лестнице и оттуда, сверху, поманил рукой. Приглашая.
Я стоял на месте минут пять, будто меня приколотили гвоздями. Потом шагнул вперёд…
Невидимый люк, мгновенно разверзшийся под моими ногами, проглотил меня вместе с моим неродившимся воплем.
* * *…В старину существовал любопытный способ выдержки вина: бочку оставляли в каменной нише, а рядом замуровывали живого узника, лет эдак на двадцать-тридцать, а лучше на пятьдесят, чтобы наследники виноделов, вскрыв тайник, обнаружили драгоценный сосуд в соседстве с истлевшим скелетом.
Говорят, однажды бочка оказалась пуста, просверлена камушком, а скелет хранил на жёлтом черепе выражение пьяного довольства. Возможно, тот счастливец познал радости жизни, какие его тюремщикам никогда и не снились…
Так подумал я, очнувшись в подземелье. В цепях. У холодной и волглой стены.
«Ретано, ты храбрый человек, но ты дурачок».
Последним, что я помнил, была распахивающаяся под ногами пустота. А вот удара не случилось; как будто прямиком из Чонотаксовой прихожей я мягко ухнул сюда, в темницу, на цепь…
