Маргит Сандему - Весеннее жертвоприношение
Бандит услышал ответные крики, раздававшиеся из Элистранда. Мужские голоса. Идет помощь. В этот момент он споткнулся о небольшой камень, поскольку видеть ничего не мог, и свалился на землю, радуясь уже тому, что больший удар достался ей. Она снова вцепилась зубами, на этот раз в его пальцы, да так, что они затрещали. Мужчина закричал от боли, почувствовал, что ситуация складывается не в его пользу.
— Бежим! — крикнул он своим товарищам.
Но его сподвижник, сдавивший Хейке горло, не хотел упускать своего шанса. Однако и он не принял в расчет Вингу. Гордая от того, как сумела освободиться, она набросилась на руку, державшую Хейке.
Но этот мужик оказался более готовым к сопротивлению. Он не собирался сдаваться девчонке и вытерпел боль, несмотря на то, что из раны на его руке начала капать кровь. Винга, увидев, что это не особо помогло Хейке, запустила руку между ног мужчины, крепко ухватилась и повернула руку.
Это подействовало. Мужчина дико закричал от боли и ослабил хватку.
Хейке тут же вскочил на ноги, но прежде чем он успел сделать вдох, мужчина, согнувшись, уже бежал со стоном вслед за своим товарищем.
Третий продолжал лежать с лицом, залитым кровью.
В этот момент из Элистранда прибежали люди. Они хотели было преследовать тех двоих, но Хейке запретил им. Нападавшие уже успели убежать далеко, не догонишь.
Он стоял, нагнувшись вперед, положив руки на болевшую шею.
— Спасибо, Винга, — выдавил он из себя.
— Дорогой мой, как же ты выглядишь! — озабоченно промолвила она. — Повсюду кровь! О, Хейке!
Один из работников Элистранда выпрямился:
— Этот человек мертв.
Хейке побледнел:
— Мертв?
— Да. Он, видимо, ударился при падении головой о камень. Точно.
Хейке сразу сник. Держался он прямо, когда они с Вингой возвращались домой, но жизнерадостность покинула их. Она должна вылечить его, он стал каким-то потерянным, молчал. Остальные забрали мертвого. Народу следовало вернуться домой и немного прийти в себя.
— Сейчас пойдем в мою комнату, — сказала Винга в лучшем стиле медицинской сестры. — Попытаемся обмыть тебе лицо.
— Но мы же должны…
— Оглашение может подождать. Сейчас надо заняться тобой, Хейке, вид у тебя весьма не праздничный.
— Я, я…
Он закрыл лицо руками. Когда Винга подошла ближе, он страстно притянул ее к себе.
— Держи меня крепко, Винга! Скажи, что во мне есть хоть что-то хорошее!
— Много, — ответила она взволнованно и погладила его волосы.
Когда она почувствовала, что его плечи поднимаются и опускаются как во время конвульсивного плача, ей стало страшно.
— Хейке, все же кончилось хорошо!
Он беспомощно помотал головой.
— Нет, нет! Винга, я ведь не хотел убивать, не хотел! Видишь, как сопутствует мне смерть на жизненном пути?
Складывалось впечатление, что ноги не хотели держать его, и она осторожно довела его до кровати, на которую он тут же упал. Закрыв окровавленное лицо руками, он лежал на спине.
— С самого моего рождения я отмечен смертью и несчастьями, Винга. Моя мать умерла из-за меня, бедная мама, о которой я ничего не знаю, потому что Сёльве не хотел мне рассказывать о ней. Он говорил, что она ничего из себя не представляла, и я должен забыть ее. Но, несмотря на все, я обязан ей жизнью, а это что-нибудь значит. И потом смерть следовала за мной. Сёльве… много людей в Швеции…
— Да, но это были злые люди, — протестующе воскликнула Винга. — Ты борешься со злом, Хейке, и не удивительно, что вокруг тебя умирают люди!
Он только покачал головой.
Она легла и, прильнув к нему, ласково, осторожно пальцами стала гладить его израненное запачканное лицо. Времени думать о такой мелочи, как чистота, не было, ибо вопрос шел о Хейке! О его душевном спокойствии, о его будущем.
— Но ведь у тебя есть я, Хейке! Разве это ничего не значит?
Он всхлипнул испуганно:
— Да, Винга, да, ты для меня все! Ты мой путеводный огонек. Но я так боюсь за вызванный мною мир теней, потому что не настолько силен, чтобы управлять им. Это… этот последний случай! Я их не понимаю. Почему серые не убирают этих трех преступников? Почему они не пугают их первыми из всех так, чтобы они сбежали? Сохраняют их от злобы? Для того, чтобы ты, мое маленькое невинное создание, подвергалась нападениям злых людей, идя в прекрасном платье в церковь? Ты была так очаровательна, Винга, я никогда еще не видел тебя такой красивой. И это они могли уничтожить? И серые берегут их для того, чтобы я убил одного из них, и мучился всю жизнь, потому что его смерть лежит на моей совести? Тогда серый народ наносит удар по тому, кто дал им свободу, это несправедливо!
Винга сжала его в своих объятиях, зарыла свои пальцы в его волосах, осыпала его поврежденное лицо легкими поцелуями.
— Ты не такой, Хейке, ты не можешь так думать, — прошептала она так убедительно, как могла. — Я не думаю, что серые контролируют события, происходящие вне Гростенсхольма. Они не могут предусмотреть этого. И ты никого не убивал, сделал это непреднамеренно Ты вынужден был защищаться, а он упал и ударился головой о камень. Кроме того, он не был хорошим человеком, о котором будет скорбеть мир.
Хейке, эта громадина с добрым сердцем, держал ее крепко в своих объятиях, словно она была его спасением.
— Винга, я как будто брожу в темном, темном царстве. Возьми меня в свою светлую страну, будь со мной, заставь меня забыть, для чего я рожден! Скажи, что я человек, как все другие!
Ее руки осторожно касались его головы, она хорошо понимала его опасения.
— Нет, ты лучше всех других, мой любимый друг, — тихо промолвила она со слезами на глазах, не думая осушать их.
— Я так боюсь теней вокруг меня. От них отдает ужасным холодом… необыкновенной тоской!
— Я здесь, с тобой. Навсегда!
Он тепло обнял ее, хотя прежде всего в тепле нуждался сам.
— Тебе не удалось побывать у пастора.
— Пастор может подождать, — неуважительно промолвила она. — Ты гораздо важнее.
И тут он поцеловал ее. То ли сама Винга повернулась к нему так, что он не смог удержаться, то ли сделал он это по собственной инициативе, этого она так никогда и не узнала. Но поцелуй был долгим и настоящим, таким, какого она нетерпеливо ждала многие месяцы. Но, поскольку этот поцелуй наконец пришел неожиданно, он показался ей несколько иным, чем она полагала. Он был таким нежным, таким прекрасным и глубоким. Она заметила, что в его нежности кроется необыкновенное отчаяние. Оба были одинаково ошеломлены, оба наполнены грустью и нуждались в нежности. Ах, эта сердечность между ними, она так прекрасна, так болезненно очаровательна!
Когда она в конце концов освободилась, то прошептала с комком в горле:
