Кирилл Еськов - Последний кольценосец
— Ты говоришь очень здорово, зеленоглазая. Мне сдается, Альруфин был бы рад услыхать твои речи.
— Элендейл должна была жить в начале Третьей Эпохи. Никто, кроме нескольких летописцев, не помнит даже имен тех конунгов, что правили тогда на роханских равнинах; так кто же более настоящий — они или эта девушка? Значит, Альруфин — страшно вымолвить! — превзошел в могуществе самих Валаров?
— В некотором смысле — да.
— Знаешь, мне вдруг пришло в голову... Представь себе, что кто-нибудь, такой же могущественный, как Альруфин, напишет книгу о нас с тобой — ведь может быть такое, правда? Тогда какая из двух Йовин будет настоящей — я или та?
— Ты, помнится, — улыбнулся Фарамир, — давеча просила объяснить — «на доступном для глупой бабы уровне», — что такое философия. Так вот, эти твои рассуждения как раз и есть философия — правда, довольно наивная. Понимаешь, над этими вещами задолго до тебя размышляло множество людей, и далеко не все из найденных ими ответов — не стоящая внимания глупость. Ну вот, например... Да-да, войдите! — откликнулся он, услыхав стук дверь и озадаченно покосился на Йовин: ночь на дворе, кого это там принесла нелегкая?
Вошедший был одет в черную парадную униформу сержанта гондорских Стражей Цитадели (принца всегда интриговало это обстоятельство: отряд Белый, а форма — черная), и при виде его у Фарамира отчего-то сразу засосало под ложечкой — похоже, они где-то крупно прокололись... Он велел было Йовин удалиться в соседнюю комнату, однако гость мягко попросил ее остаться — то, что они будут сейчас обсуждать, имеет прямое отношение и к Ее Высочеству.
— Прежде всего позвольте представиться, князь, — пусть и с некоторым опозданием. Имени у меня нет, но вы можете называть меня Гепардом. Я на самом деле не сержант, а капитан тайной стражи (вот мой жетон) и руковожу здешней контрразведкой. Несколько минут назад я арестовал коменданта Эмин-Арнена по обвинению в заговоре и государственной измене. Однако не исключено, что Берегонд лишь выполнял ваши приказания, не особо вникая в их смысл, и тогда его вина не столь велика. Собственно, именно в этом я и хотел бы сейчас разобраться.
— Не могли бы вы выражаться яснее, капитан? В лице Фарамира не дрогнул ни один мускул, и он сумел бестрепетно встретить взгляд Гепарда — пустой и страшный, как и у всех офицеров Белого отряда; если же не брать в расчет глаза, то лицо капитана было вполне располагающим — мужественное и при этом немного печальное.
— Как мне сдается, князь, вы совершенно превратно понимаете суть моих обязанностей. Я должен любой ценой — повторяю: любой — оберегать вашу жизнь. Не потому, что вы мне симпатичны, а потому что таков приказ моего короля: любое несчастье, случившееся с вами, молва однозначно припишет Его Величеству, а с какой стати ему платить по чьим-то счетам? Это с одной стороны. А с другой — я обязан предотвратить возможные попытки склонить вас к нарушению вассальной присяги. Представьте себе, что какие-нибудь недоумки нападают на форт и «освобождают» вас, дабы превратить в знамя Реставрации. Если при этом погибнет хоть кто-нибудь из людей короля — а они погибнут наверняка, — Его Величество при всем желании не сможет закрыть глаза на такую историю. Королевская армия вступит в Итилиен, а это скорее всего прямиком приведет Воссоединенное Королевство к кровопролитной гражданской войне. Так что считайте — я здесь для того, чтобы оберегать вас от возможных глупостей.
Странно, но в речи Гепарда (в интонациях? нет, скорее в построении фраз...) было нечто такое, отчего у Фарамира возникло отчетливое ощущение, будто он вновь разговаривает с Арагорном.
— Я весьма ценю вашу заботу, капитан, однако не понимаю, какое отношение все это имеет к аресту Берегонда.
— Видите ли, некоторое время назад он встретился в «Красном олене» с высоким худощавым человеком, у которого вдоль левого виска идет длинный шрам, а одно плечо заметно выше другого. Вы, часом, не знаете, о ком речь? Внешность запоминающаяся...
— Признаться, не припоминаю, — улыбнулся принц, стараясь, чтобы улыбка не вышла кривоватой — было отчего... — Наверное, проще спросить об этом у самого Берегонда.
— О, Берегонду предстоит ответить на целую кучу вопросов. А вот ваша забывчивость, князь, весьма удивительна. Я понимаю — капитан Итилиенского полка Фарамир может и не помнить в лицо всех своих солдат, но уж офицеров и сержантов-то, по идее, обязан... Внешность, повторяю, приметная...
— При чем тут Итилиенский полк?
— Ну как же — при чем? Видите ли, многие из воевавших в составе сего замечательного подразделения не вернулись по окончании войны домой, в Гондор. Особенно примечательно полное отсутствие вернувшихся офицеров и сержантов — общим числом до полусотни. Ну, часть наверняка погибла — время военное, — но ведь не все же!.. Как вы полагаете, князь, куда б они все могли подеваться — уж не к нам ли в Итилиен?
— Возможно, — равнодушно пожал плечами принц. — Только я об этом не имею ни малейшего представления.
— Вот именно, князь, вот именно: не имеете представления! Заметьте, остаться в Итилиене, с которым была связана их служба и где княжит любимый ими капитан (а вас в полку действительно любили — это ни для кого не секрет), вроде бы совершенно нормально и естественно. Только отчего-то ни один из них не приехал в Эмин-Арнен официально представиться и попроситься к вам на службу... Согласитесь, это не то что неестественно, это — весьма и весьма подозрительно! Логично предположить, что полк сохранился как единая дисциплинированная организация, только перешедшая на нелегальное положение, и теперь эти люди вынашивают планы вашего «освобождения». К чему это приведет — мы, кажется, уже обсудили.
— Ваши домыслы, капитан, весьма любопытны и по-своему логичны, однако если это все «доказательства» измены Берегонда, коими вы располагаете...
— Оставьте, князь, — досадливо поморщился Гепард, — мы ведь с вами не в суде присяжных! В настоящий момент меня волнуют не юридические закорючки, а истинная степень вины этого заговорщика-дилетанта. И тут сразу возникает вопрос: каким образом комендант, служивший в Минас-Тирите, в отряде Стражей Цитадели, мог выйти на контакт с сержантом Ранкорном, вольным стрелком, который всю войну безвылазно просидел в Итилиенских лесах? Значит, кто-то их познакомил (пусть даже заочно), и первый претендент здесь — вы, князь... Ну так все-таки: Берегонд действовал по своему почину или — что больше похоже на правду — выполнял ваше поручение?
«Вот и все, — понял Фарамир, — зачем же они послали тогда на связь именно Ранкорна — его ведь и в самом деле так легко опознать по словесному портрету... Словесные портреты сержантов — ох, и глубоко же они копают... И „Красный олень“, видать, перекрыт куда плотнее, чем я думал... Мы проиграли вчистую, только платить нам придется разную цену: меня ждет продолжение почетного пленения, а капитана — мучительная смерть. Самое ужасное — я ничего не могу для него сделать: придется предоставить Берегонда его судьбе и жить дальше с несмываемым ощущением собственной подлости... Глупейшая иллюзия, будто с победившим врагом возможны какие-то соглашения. На таких „переговорах“ в принципе невозможно что-либо выторговать — ни для себя, ни доя других; все идет по единой схеме: „Что мое — то мое, а что твое — тоже мое“. Вот потому-то и существует железный закон тайной войны: при любых обстоятельствах молчать либо отрицать все — вплоть до факта собственного существования. Признав свою роль в контактах с итилиенцами, я не спасу Берегонда и лишь ускорю гибель Грагера и его людей...»
