Вергилия Коулл - Мой враг, моя любимая
Все. Его выгнуло, заставив откинуть голову до боли в позвоночнике. И он все еще внутри. Тесно сжат и обездвижен.
Как теперь ему отдать ее кому-то? Ивар не мог вспомнить, кому должен отдать свою охотницу, но мысль почему-то не давала покоя. Он сполз на постель рядом с Кирой. Почувствовал, как она поворачивается на бок и закидывает на него ногу. И провалился в глубокий сон. Девчонка выжала из него все силы, до самой последней капли.
Но смутное беспокойство никуда не делось, и среди ночи Ивар проснулся, опять напряженный и изнывающий без Киры. С облегчением он разглядел в полутьме очертания ее обнаженного тела. Коснулся рукой груди. Девчонка сонно пошевелилась, промычала что-то, повернулась на спину. И снова он оказался сверху, жадно и эгоистично проник в податливое тело, отказавшись от прелюдии. На этот раз она сама потянулась, нашла его губы, начала целовать и шептать что-то нежное и неразборчивое. Они прижались друг к другу, медленно покачиваясь в одном ритме, как будто могли делать это часами.
Под утро все повторилось.
11
Это было больно.
Осознать, что по возращении мне придется врать в глаза родным — больно. Я лежала в постели, развороченной Иваром, пропитанной его запахом, его потом, его семенем, смотрела в потолок и прокручивала в голове воображаемый диалог с отцом.
«Он не трогал тебя, малышка?»
«Нет».
Ложь.
Он трогал меня. На моем теле не осталось места, не отмеченного руками или губами Ивара. Он наставил тысячи невидимых отметин на моей коже, и все они горели каждый раз, как я вспоминала о нем.
«Не переживай. Скоро ты забудешь те дни, которые провела в плену этого грязного лекхе».
«Конечно».
Ложь.
Я никогда не забуду своего первого мужчину.
«Хорошо, что он не воспользовался твоей беззащитностью».
«Да».
Ложь.
Он воспользовался мной. Несколько раз подряд. Я не представляла раньше, что можно проснуться от того, что внутрь толкается горячий, полный желания мужчина. И что это настолько возбуждает.
«Тебе повезло. Могло быть и хуже».
«Я согласна».
А вот это правда. Могло быть и хуже. Вот только лучше… быть не могло.
И от этого мне тоже становилось больно.
Ивар снова исчез с наступлением утра и не приехал даже на следующий день. И через два дня после своего неожиданного визита не появился.
Мила распекала меня на чем свет стоит и за порванную одежду, и за беспорядок в комнате, но, увидев, что я молчу и не отвечаю, затихла. Улучив момент на кухне, когда я спустилась попить воды, Мила перестала помешивать в круглобокой кастрюльке кашу для сына, присела за стол напротив меня и вздохнула.
— Ты не должна позволять Ивару так обращаться с собой.
Я промолчала. Как можно ему что-то не позволить? Когда он врывался в комнату, заполняя собой все пространство и не оставляя мне шанса на побег? Даже несмотря на всю ненависть к лекхе, мне не удавалось противостоять его прикосновениям. Когда он говорил, что опасен для меня, я и представить не могла, что это означает на самом деле. Думала, что Ивар опасен с точки зрения его дикой силы. Но все оказалось иначе.
— Что? — грубовато бросила Мила. — Думаешь, я по-женски не понимаю, что с тобой происходит? Ивар всю жизнь прожил среди таких, как ты. Пусть он считает себя одним из нас, но сам больше относится к твоему виду, чем ты думаешь, охотница. Твои сородичи научили его брать то, что хочется. Ведь так поступаете вы? Берете и не спрашиваете чужого мнения. Он относится к тебе, как люди относятся к лекхе.
В ее голосе звучала обида, и я поняла, почему Мила вдруг стала сочувствовать мне, хотя прежде только фыркала и показывала, как ненавидит. В чем-то она посчитала наши жизненные ситуации схожими, и это странным образом смягчило ее.
— Я пырнула его ножом, — произнесла я, сама не зная, зачем так откровенничаю.
У Милы вытянулось лицо, и она несколько раз моргнула. Потом вдруг прыснула, а затем рассмеялась в полный голос.
— Серьезно? Прямо проткнула?
— Ты же видела кровь на полу, — пожала я плечами.
— Я думала, это твоя… — она вновь стала серьезной. — А что он?
— Разозлился.
— Разозлился так, чтобы хорошенько вмазать тебе в ответ, или так, чтобы… — Мила вгляделась в мое лицо и закончила: — Все понятно, можешь не отвечать.
Она встала и подошла к плите, чтобы помешать кашу, которая начала пригорать.
— Не буду врать, мне не нравится, что ты живешь в моем доме, охотница. Не нравится, что Ивар с твоим появлением превратился в озабоченное животное. Что мой сын просыпается среди ночи от ударов кровати о стену в вашей комнате и от того, что вы оба стонете, как буйнопомешанные. Хватить превращать мой дом в бордель!
— С удовольствием, — проворчала я, — Ивар сказал, что уже нашел посредника, чтобы передать меня отцу, но опять куда-то пропал. Я жду его со дня на день. Спасибо за гостеприимство, но задерживаться здесь не стану.
Мила повернулась. Ее лицо выглядело удивленным.
— Со дня на день? Когда Ивар уезжал утром, он приказал Леше лучше тебя сторожить и признался, что ты тут надолго.
Я почувствовала, как все внутри немеет от беззвучного крика. Надолго? Он обманул меня? И все обещания о посреднике оказались ложью? И мое согласие… наша договоренность о последней совместной ночи… это тоже ложь? Ивар снова приедет, когда ему заблагорассудится, и опять будет заниматься со мной любовью, пока не надоест? И я должна ждать его тут, как презрительно бросила как-то Мила, раздетая и с разведенными ногами? Все для удовольствия этого грязного лекхе с большим самомнением?!
От этих мыслей стало даже больнее, чем от воображаемых диалогов с отцом. В тот момент я решила бежать любой ценой.
Вся моя жизнь превратилась в стремление к одной этой цели. Я больше не ждала Ивара, а боялась его появления, потому что это означало крах. Часами слонялась по поселению, чтобы найти какую-то лазейку, но забор казался слишком высоким, а его верхушки — острыми и зазубренными. Я организовала удобный наблюдательный пост на скамье неподалеку от ворот, чтобы следить за сменой дежурных и понять их график, но никак не могла уловить подходящий для побега момент.
Зато добилась другого. Жители понемногу начали привыкать ко мне и перестали обращать внимание, когда я появлялась на улице. Для них я была чем-то вроде ручной зверюшки их обожаемого лидера. И, как сказал Лекс, они не умели долго злиться. Эту особенность я заметила еще в нем самом и в его сестре. Мила по-прежнему смотрела на меня волком, но после нашего разговора на кухне в ней что-то неуловимо поменялось. И остальные поселенцы внезапно даже стали здороваться со мной по утрам.
