Александра Лисина - Мэтр
На лице барона не дрогнула ни одна черточка. Только губы сжались в идеально прямую линию да костяшки пальцев на руках заметно побелели.
— Возможно, — наконец ответил он на мое обвинение. — В нашем роду встречались самые разные люди: добропорядочные и не очень, вполне возможно, что вы правы. К тому же в дневнике отца были некоторые намеки. Но, после того как в архиве появились эти черновики, прошло более ста лет. Дед сразу после этого бесследно пропал, и мне до сих пор ничего не известно о его судьбе. Мэтр Валоор действительно погиб от руки одного из магов нового Совета. А мой отец, когда началась война, поклялся больше никогда не прикасаться к своему дару и, будучи не последним человеком в гильдии, смог уговорить Совет сохранить ему жизнь, обменяв ее на закрывающую печать.
Я, не сдержавшись, тихо зарычал.
Трус! Закрывающая печать — самое последнее, на что бы я решился, если бы встал вопрос о жизни и смерти! Лучше умереть, чем влачить жалкое существование, совершенно точно зная, что твой дар станет отныне абсолютно недоступным. К тому же печать не просто закрывает ауру или гасит тлеющую внутри каждого мага волшебную искорку. Она разбивает душу на мелкие осколки и вместе с магией забирает у чародея немалую часть его жизни! Разрушает саму его суть! После чего личность закрытого мага меняется так резко, что его перестают узнавать и собственные дети.
Он становится абсолютно другим человеком! Чужим. Существом без прошлого и, по большому счету, без будущего, потому что бывших магов не бывает! Даже если печать вдруг будет снята, то к былому могуществу он никогда не вернется. А с отрезанным даром проживет совсем недолго, постепенно сходя с ума от безысходности.
— Отец посчитал, что так будет лучше, — тихо обронил барон. — Своим поступком он избавил наш род, в котором испокон веков рождались неплохие некроманты, от гонений, сохранил жизнь себе и заодно скрыл от Совета мои способности. Сам он, конечно, об этом благополучно забыл, потому что безумие со временем все же поразило его разум. Но я знал. И с детства учился скрывать свой дар от остальных. А еще я помнил о жертве, принесенной отцом ради меня. И все эти годы развивал способности втайне даже от него. В том числе и по записям мэтра Валоора, о которых узнал относительно недавно.
Я едва не фыркнул.
Ладно, хоть одна вещь мне наконец стала понятной. Оказывается, предатель был достаточно предусмотрительным, чтобы оставить себе лазейку в случае непредвиденных осложнений. Ведь украденные записи можно было выгодно продать — Совет и сейчас с руками оторвет любую вещь, в которой правдоподобно говорилось бы о бессмертии. Все же маги не боги. Они стареют, пусть и гораздо медленнее простых смертных, и умирают точно так же, как все остальные. А умирать многим из них очень не хочется. И за любую возможность отсрочить это неприятное событие они готовы на все. Особенно светлые, потому что в отличие от темных наивно верят, что смерть можно обмануть.
Но в тех черновиках важных для них сведений и без того было немало. И разобраться с ними маги Совета точно бы сумели. Со временем, конечно. Поэтому наверняка не отказались бы сохранить жизнь сделавшему им этот роскошный подарок некроманту. Даже такому скользкому, как Евгродус Невзун.
Кстати, надо бы выяснить, не осели ли где еще копии тех черновиков. И уточнить, чего ради барон вдруг нарушил свои принципы, решив воспользоваться даром.
— Хотите знать, почему? — внезапно спросил барон, словно прочитав мои мысли. — Рассказать вам, как я дошел до такой жизни? Мне кажется, именно вам будут близки мои цели. Ведь кто лучше сумеет понять некроманта, чем другой некромант?
Я угрюмо промолчал.
— Я не желал всего этого, — так же неожиданно признался барон, обведя взглядом мрачные стены внутреннего двора. После чего отступил на шаг и, перестав давить на защиту, посмотрел на меня с неподдельной тоской. — Поверьте, коллега, если бы была возможность продолжить жить, как прежде, я бы с радостью согласился. Это ведь не то, о чем я мечтал, совсем не то, честно. Вот только понимать это начинаешь…
— …когда становится слишком поздно, — спокойно закончил я, заметив быстрый взгляд барона в сторону своей семьи. — Но теперь ничего не поделаешь: вы стали теми, кем стали, хотели вы этого или нет, думали о последствиях или же были одержимы своей идеей. Это беда всех некромантов, рискующих возвращать к жизни родных и близких. Тоска по прошлому, желание изменить то, что изменить уже нельзя, стремление что-то кому-то доказать, которое, к сожалению, всегда приводит к печальным результатам.
— Мы получили возможность жить дальше, — слабо возразил барон.
Я покачал головой:
— Разве это жизнь?
— Но это лучше, чем ничего, — совсем тихо отозвался он и надолго замолчал.
Словно почувствовав колебания мужа, его супруга, убедившись, что дочь больше не намеревается падать и пачкать свое единственное уцелевшее платье, неслышно подошла и положила руку ему на плечо. Неестественно бледную, все еще изящную, но покрытую некрасивыми темными пятнами руку, при виде которой барон помрачнел и поспешил отвернуться.
Я снова промолчал, решив не травить душу. Но про себя все же задумался о причинах, заставивших хозяина замка применить свое искусство на собственных подданных. И о том, почему все эти люди согласились на долгий, крайне болезненный ритуал, превративший их из людей в слабое подобие самих себя.
— Это началось три года назад, — снова подал голос барон, отведя взгляд и отступив от меня еще на пару шагов. — Лютеция заразилась болезнью, от которой я не смог найти противоядия. Как я уже сказал, история моей семьи насчитывает немало темных страниц, поэтому поначалу я проявлял осторожность и далеко не сразу рискнул обратиться за помощью. Особенно когда выяснилось, что после амнистии члены Совета слишком уж рьяно рыскали но окраинам в поисках людей нашей с вами профессии. Помня о недавней войне, я счел, что доверять им опрометчиво. Поэтому какое-то время пытался справиться с болезнью самостоятельно, читал книги по лекарскому делу и, к сожалению, слишком поздно понял, что не сумею ее остановить. А когда болезнь вошла в финальную фазу, я… У меня действительно не осталось выбора.
— Вы отписали в столицу? — нахмурился я.
— Да, конечно.
— Кому именно? Куда?
— Просто в гильдию, — устало ответил барон. — Я ни разу там не был и не знал, к кому обратиться, поэтому отправил письмо на имя первого помощника главы гильдии. Но поскольку моего имени нет в гильдийных списках, я опасался, что письмо не воспримут всерьез и промедлят, как это обычно бывает, поэтому приложил архивные документы, выданные Советом на отца после наложения на него печати. И на деда, который в свое время числился в Темной гильдии. Быстрого ответа, разумеется, не ждал, но он, на удивление, пришел всего через два дня, и там было сказано, что целители гильдии не выезжают на места, поэтому мне придется привезти Лютецию в Тисру. Я, разумеется, согласился и стал собираться, пока у нее были силы передвигаться. Но еще через день, когда мы уже были готовы выехать, из гильдии пришло второе письмо, где предыдущее распоряжение отменили, а нам велели ждать приезда специально назначенного целителя.
