Юлия Славачевская - Богатые тоже скачут, или Где спит совесть
Потом, когда все немного утряслось, мне стало еще труднее. Потому как я сходила с ума от душевной сумятицы и отказывалась что-либо понимать. Внутри меня бурлил такой комок эмоций… самой становилось страшно. Я даже попросилась в любую «горячую точку». Одной и без оружия. Отказали. Дескать, мир еще не готов к ядерной войне…
Что сказать, я до сих пор ошеломлена… Трудно определиться в таком раздрае, пребывая в смятенных чувствах. С одной стороны — это мой последний шанс доказать свою лояльность и профпригодность, с другой — я растаяла липкой сладкой лужицей, как только он прикоснулся ко мне. И кто я после этого? Какой из меня карающий ангел тогда получится?
Я потерла ноющие виски. Кофе давно остыл и подернулся радужной пленкой.
Есть ли четкое объяснение тому, почему мы чувствуем любовь или симпатию к определенному человеку, даже если он и недостоин этого? Какая биохимия творится в этот момент между мужчиной и женщиной? Кто придумал это издевательство над бессмертной душой и смертным телом?
Можно ли четко разделить грань между плохим и хорошим? Почему мы все забываем о полутонах? У каждой монеты всегда две стороны.
Я тихо сходила с ума тогда, пытаясь разобраться и не приближаясь ни на шаг к разгадке. Вскоре Саш добился пересмотра дела. Думаю, он сделал это, чтобы подтолкнуть, понимая: я должна сама для себя решить, кто я и как мне жить дальше.
Я честно уцепилась за первый подвернувшийся шанс и рьяно углубилась в обычную конторскую рутину, пока однажды ко мне не ворвался брат. Усевшись на стол, прямо на горы бумаг, Саш покачал ногой и уверенно заявил:
— Зря стараешься!
— Чего так? — подняла я голову от биржевых сводок. У меня от этих цифр просто в голове мутилось. И как люди во всем этом легко и быстро разбираются?
— Скоро твоего подопечного упекут в тюрьму за твое убийство и…
— КАК?! ЗА ЧТО? — с громким воплем вскочила я.
У меня закружилась голова. Стало нечем дышать.
Всхлипывая:
— Это ты виноват! Если бы ты меня не утащил так срочно…
— Ага, — кивнул брат. Насмешливо скалясь: — Считаешь, я должен был остаться и представиться твоему мужу…
— ОН МНЕ НЕ МУЖ! — перебила его я, отчаянно огрызаясь. Достали уже с этим замужеством! Сам же его, зараза, и подстроил, а теперь измывается над бедным несчастным ангелом.
Саш проигнорировал мою реплику и со скрытым ядом продолжил:
— …Здравствуйте, уважаемый Никос! Позвольте представиться, я — старший брат вашей жены, Сашиэль. «Справедливость Бога». — Уставился на меня золотыми глазищами. — Может, еще крылья нужно было дать пощупать, да? Или, скажешь, нимб во всей красе показать?
— А дал бы? — У меня загорелись глаза. — Прикинь, как бы было красиво!
— Прикидываю, где бы твой Никос сейчас обретался! — фыркнул брат, стараясь не расхохотаться. — В комнате с резиновыми стенами и очень милым персоналом!
— Мне срочно нужно на Землю! — не стала я спорить. Попросила, умильно заглядывая брату в лицо и делая молящие глаза кота из «Шрека»: — Отпусти меня! Материализуй!
Брат присвистнул, распахивая белоснежные крылья с золотыми кончиками:
— Еще чего! Мало тебе за прошлый раз всыпали?
Я повисла на нем, чмокая в нос:
— Ну пожа-алу-уйста, братик!
— Не получится, — произнес Саш, рассеянно проводя рукой по своим кудрям. Спрыгнул со стола и нервно зашагал по моему офису туда-сюда, словно обдумывая сложную логическую задачу. Напомнил: — Ты под особым контролем и сможешь появиться на Земле только после окончательного решения высочайшей комиссии.
— Когда они наконец примут решение, мне там будет уже нечего делать — пройдет пара веков! — насупилась я. Помахала бумажным рулоном перед самым носом злобного надсмотрщика. С намеком уронила: — И еще! Запомни — в тюрьмах мужчин содержат отдельно от женщин!
— Что ж, это веский аргумент, — продолжил издеваться надо мной братец, снова усаживаясь на столе и нависая над моим рабочим местом, как дотошный педант-учитель над нерадивым учеником.
— Тебе хорошо говорить, а войди в мое положение! — упирала я на чужую сознательность.
— Да его сразу выпустят, — заверил меня светоносец. Недовольно скривился, будто попало на язык что-то кислое. — Как только ты объявишься…
— И тут же посадят снова за мое настоящее убийство! — парировала, ни на минуту не забывая про чей-то скверный характер.
Нашу беседу прервал громкий рев торжественных фанфар и хор ангелов. Судя по всему, во врата рая вступал редкий по нынешним временам праведник. Я поймала себя на том, что даже не тянет слетать поинтересоваться, кто же то был. Раньше обязательно бы полюбовалась. Вот до чего поганец Никос бедную крылатую девушку довел — совсем утратила прежние ориентиры и забросила должностные обязанности!
Мы переждали эту благостную симфонию и продолжили разбирательство.
— Что ты предлагаешь? — Братец скосил глаза в распечатку котировок акций.
— Это что ТЫ предлагаешь?! — набычилась я, ломая карандаш. И еще один. И еще. С упреком: — Это же ты работаешь здесь моим тюремщиком…
— Скорее, сокамерником, — мягко поправил драгоценный родственник, ухмыляясь. Посмотрел на меня, пребывающую в состоянии глубокого отчаяния, и немного подобрел. — Ладно. Можешь смотаться туда, только невидимой… — Вздохнул с мнимым огорчением: — И кому я это говорю?..
Я уже исчезла…
Вторые сутки лежал Никос Казидис в тюремной камере предварительного следствия без единого движения, молча глядя в потолок. Он ничего не ел, не пил, не просил и выглядел будто после недельного запоя.
И вот уже третий час я сидела на столе перед красномордым директором полиции и мысленно пыталась внушить ему: «Никос не виноват. Это недоразумение!» Почтенный Папалис вытирал мокрую лысину внушительным носовым платком и категорически не внушался.
— И все же интересно, куда этот миллионер дел свою жену, — невнятно пробормотал мужчина, прихлебывая чай. — В море утопил или в землю закопал? Или сжег труп? — Рассеянно пожевал губу. — А если ванна с серной кислотой?..
— Несчастный случай! — напряглась я, мечтая о чем-то твердом и глядя с огромным вожделением на массивную малахитовую подставку для карандашей. Сей предмет в моем понимании ассоциировался исключительно совмещенным с непробиваемо-тупой башкой лысого стража правопорядка.
— Это, конечно, случай, — продолжил рассуждать господин Папалис, пропустив мимо спекшихся мозгов ключевое «несчастный». — Но мог ли он ее прямо там убить?
— Нет, она сама сбежала! — Я усилила внушение.
В голове полицейского нарисовалась яркая и завораживающая картинка бегущего трупа. Нам стало плохо обоим.
