Тени заезжего балагана - Кочерова Дарья
Нобору закивал.
– Был там о-один. Тот бо-ольшой начальник обра-ащался к нему как к ка-аннуси Дзиэну…
Глаза госпожи Тё засверкали чуть ярче: в них Рюити увидел неприкрытое торжество.
– Я уверена, что это он, – проговорила она. – Но мы должны знать наверняка… Нобору, глаз не спускай с этого старика. В каком он служит святилище, сколько раз в день он принимает пищу и о чём говорит со своими прихожанами – к завтрашнему вечеру мы должны знать о нём всё, ты понял меня? Всё!
Никогда прежде Нобору не доводилось видеть госпожу Тё в таком страшном волнении, и потому он опасливо покосился на Рюити, словно вопрошая, что ему дальше делать. Расспросить Нобору о мальчишке в присутствии госпожи Тё было слишком рискованно. Рюити оставалось лишь уповать на то, что тайная полиция не помешала Нобору довести начатое до конца.
И Рюити махнул помощнику рукой, давая понять, что он может быть свободен. На лице Нобору отразилось облегчение, которое он и не пытался скрыть, и он поспешил удалиться, сопровождаемый всё ещё недовольной рябой Цуной.
Когда они с патронессой снова остались наедине, Рюити тихо спросил:
– Вы знаете, кто мог натравить на нас тайную полицию?
В том, что их появление в Ганрю именно теперь оказалось не простым совпадением, Рюити нисколько не сомневался. Вот только слишком много препон им стали учинять то якудза, то теперь и тайная полиция… Рюити даже думать не хотелось, кто пополнит ряды их противников следующим.
– Догадываюсь, – сухо отрезала госпожа Тё.
Она отвернулась, собираясь снова скрыться за ширмой. Но, будто бы вспомнив о чём-то, патронесса замерла и проговорила:
– Завтра будь готов встречать гостей самостоятельно: я отлучусь по делам. Кажется, пришло время навестить градоправителя Ганрю.
Уми
Когда Уми следом за Ямадой и Дзиэном зашла в домик священника, заместитель главы тайной полиции спокойно пил чай. Лежавшее тут же тело, с головой накрытое простынёй, похоже, ничуть его не смущало. Должно быть, то был несчастный священник, который сгорел в храме. Почему же его не унесли? Уми не особо хорошо была знакома с погребальными обрядами, но одно она знала точно: покойников следовало держать подальше от чужих глаз до самого дня сожжения – иначе быть беде.
Вывод напрашивался только один: тело священника для чего-то было нужно господину Ооно. Судя по его выправке и двум мечам, которые покоились в ножнах и лежали подле правой руки, господин Ооно был военным, и поэтому, должно быть, видом чьего-то мёртвого тела его было не пронять. Кисть левой руки у господина Ооно отсутствовала, что, впрочем, нисколько не мешало ему ловко держать пиалу с чаем в правой.
Полицейский, который привёл их, опустился на циновки рядом с господином Ооно и что-то тихонько сказал ему на ухо. Он окинул внимательным взглядом каждого из них, но дольше всех задержался на Ямаде. Привычная невозмутимость не изменила Ямаде: Уми заметила лишь, что он крепче стиснул кулаки, отчего костяшки пальцев совсем побелели. Опасается тайной полиции? Но, насколько Уми помнила, монахов и священников не касался запрет на использование колдовства. Значит, дело было в чём-то другом?
Но когда взгляд господина Ооно обратился на Уми, все мысли разом выпорхнули у неё из головы, словно вспугнутые с куста пичужки. Уми не выдержала и опустила голову. Таким тяжёлым и пронзительным оказался взгляд глубоко посаженных глаз господина Ооно, что на какой-то миг ей даже показалось, что он может пробуравить её насквозь. А ходить с дырой во лбу до конца своих дней Уми точно не собиралась!
Эта дурная мысль отчего-то придала Уми сил. К ней потихоньку возвращалась решимость, которая помогла ей справиться с навалившейся на неё тревогой. Она не колдунья, поэтому бояться и стыдиться ей нечего. Ничего дурного она не сотворила. Всего лишь пыталась помочь каннуси Дзиэну добраться до истины.
Когда мандраж от первой встречи с тайной полицией чуть ослабел, Уми обратила внимание на того, кто сидел подле господина Ооно. Хотя человек этот и был более грузным и плотным, чем жилистый военный, но он будто бы скрывался в его тени. Когда мужчина поднял голову, свет от бумажного фонарика, освещавшего комнату, упал прямо на его лицо. Уми едва сумела сдержать изумлённый возглас: вот уж кого она точно не ожидала здесь увидеть!
Человеком этим оказался Ёритомо Окумура, градоправитель Ганрю и названный дядюшка Уми.
Вот уже почти двадцать лет Окумура занимал должность градоправителя Ганрю. Близкий друг её отца, Окумура был частым, пускай и тайным гостем в усадьбе Хаяси. Человеком Окумура был одиноким: его единственный сын умер много лет назад, и супруга так не смогла оправиться после этой потери. После её скоропостижной смерти новой жены градоправитель себе так и не взял, да и от полюбовниц, насколько слышала Уми, новых детей ему прижить не удавалось. Поэтому Окумура баловал Уми, словно она была ему дорогой племянницей: выписывал ей из столицы редкие книги, которых в местных лавчонках было не сыскать, заказывал ей ко дню рождения лучшие шёлковые кимоно… Итиро Хаяси нередко шутил, что Уми, счастливица, имеет аж двух отцов: настолько Окумура в ней души не чаял! Уми настолько привыкла к нему, что с детства называла Окумуру не иначе, как «дядюшка».
И за все эти годы Уми впервые видела своего названного дядю в таком страшном волнении. Градоправитель был бледен; он опасливо косился на прикрытое простынёй тело и то и дело утирал дорогим вышитым платком вспотевшее лицо. Похоже, на сей раз Уми вляпалась во что-то по-настоящему серьёзное, раз в столь поздний час в этом святилище собрались такие важные люди. Для полного набора не хватало только её отца и начальника городской полиции!
Уми с трудом сдержала нервную дрожь в пальцах. Хоть бы отец не узнал о том, где и в какой компании окончился её вечер! Отцовского гнева Уми опасалась неспроста: незамужняя девушка, гуляющая по городу в столь поздний час, да ещё и без сопровождения, могла навлечь на всю свою семью большой позор. Она не рассчитывала забираться так далеко, и потому не опасалась, что кто-то сумеет увидеть её и узнать…
Стоило им встретиться взглядами, как Окумура тут же сделал страшные глаза и едва заметно покачал головой. Догадаться, что он имел в виду, было нетрудно. Похоже, в присутствии большого начальника тайной полиции градоправитель не хотел афишировать своё близкое знакомство с якудза. Для такого высокопоставленного человека репутация была важнее всего, и Уми это прекрасно понимала. Ей тоже придётся постараться, чтобы не бросить тень на клан Аосаки – только проблем с тайной полицией им не хватало!
Тем временем господин Ооно закончил сверлить взглядом новоприбывших. Похоже, осмотром он остался доволен, потому как приосанился и заговорил:
– Вы трое были замечены на месте преступления. Поэтому я вынужден допросить вас со всей строгостью закона. Назовитесь.
Дзиэн, сидевший к господину Ооно ближе всех, почтительно склонил голову и представился:
– Каннуси Дзиэн к вашим услугам. Милостью нашего Владыки я служу в святилище Луноликой Радуги, что в Фурумати, вот уже почти сорок лет. Эти двое, – Дзиэн указал на Уми и Ямаду, – мои ученики, Горо Ямада и Уми Хаяси.
Новоявленные ученики поспешили поклониться господину Ооно. Тот же, услышав имя Уми, снова уставился на неё, и на сей раз от взгляда его колючих глаз её пробрала дрожь.
– Женщина? – нахмурился он.
Уми не понравилось, как Ооно произнёс это слово, но встревать в разговор она не посмела. До тех пока кто-нибудь из мужчин не обратится к ней напрямую, она должна была молчать, как и полагалось воспитанной девушке.
– Ки не разделяет людей по полу, господин Ооно, – поспешил добавить Дзиэн, заметив, как помрачнело лицо заместителя главы тайной полиции. – А мой долг – обучать всех, кто имеет достаточно рвения и способностей.
Только теперь Уми поняла, что задумал старик. Назвав их своими учениками, он оградил их от посягательств тайной полиции: ведь каннуси и их послушники были единственными, кого закон о запрете колдовства практически не касался.
