Александр Рудазов - Сын Архидемона. (Тетралогия)
Онко, на котором я все это время сидел, начал поворачивать — впереди показалось какое-то поселение. Думаю, этому супергиганту ничего не стоит расплющить хоть сотню деревень, но марсалиям, видимо, не хочется конфликтовать с местными. Передвижная крепость — это еще не причина борзеть без нужды.
— Кстати, а где мы сейчас находимся? — полюбопытствовал я.
— Материк называется Мирандией, а страна — Мулирия, — сообщил Рабан. — Самое обычное королевство, ничем не примечательное. Населено людьми.
— А по соседству что? Есть что-нибудь с хорошими барами?
— С Мулирией граничат Бодасса, Кеззури, Никшерия, Зелия, Скудерче, Пелфу и Скозия, — перечислил Рабан. — Зелия, Скудерче и Пелфу населены людьми, в Кеззури живут болотники, в Никшерии — никши, а в Скозии — вампиры.
— А разве может быть страна вампиров? — удивился я. — Что они там едят-то?
— Кровь, конечно. Кроме вампиров в Скозии живут и люди… ну и другие теплокровные. У них там установлена всеобщая кровяная повинность — хошь не хошь, а раз в месяц пожалуйте на донорский пункт. Наиболее отличившихся самих превращают в вампиров.
— Наиболее отличившихся в… сдаче крови?
— Ты удивишься, какое рвение некоторые проявляют.
— Но бары-то там есть?
— Вампирские есть. Только напитки там довольно специфические.
— Я тоже довольно специфический. Хотя человеческую кровь мне все-таки пить не хочется.
— Там не только человеческая. Любых теплокровных существ.
— Все равно не хочу.
— А еще там подают кровавое мороженое.
— Его что, из крови делают?
— Нет, это обычное мороженое. Просто вместо сиропа его поливают кровью.
— И как, вкусно?
— Вампирам нравится. Некоторым людям тоже.
Я задумался. Мороженого мне не особо хотелось. Да и вообще я всегда недолюбливал вампиров. А после инквизиторского рейда по Восточной Европе они окончательно перестали мне нравиться.
— Знаешь, в этом мире есть целые города, где ты не будешь выглядеть странно, патрон, — сообщил Рабан. — Кротогарт, Бриароген, Валестра…
— Они близко?
— Ну… далековато… До Бриарогена больше двадцати тысяч километров, а до Кротогарта вообще семьдесят пять тысяч. Ближе всех Валестра — всего одиннадцать тысяч.
— Все равно замаюсь крыльями махать. Отпадает.
— Тогда я не знаю. Тебе ничем не угодишь, патрон.
На самом деле я непривередливый. Мне все сойдет. Свинья — тащи ее на стол, да желательно целиком. Баран — отлично, люблю баранину. Шоколадка завалялась — делись, не жмотничай. Я только человечину не ем… ну и вообще разумных существ. Как-то это не комильфо.
Но несмотря на всю мою любовь к свинине и баранине, лететь ради них за тридевять земель я не собираюсь. Вон вдалеке лесочек синеет — сейчас быстренько спущусь, наловлю кроликов или куропаток, да и устрою пикник на открытом воздухе.
Так я и сделал. Лес, правда, оказался немного нестандартный — кроме деревьев там во множестве росли гигантские грибы — но на качестве и количестве дичи это не сказалось. В первые же пять минут я скогтил толстозадика — здоровенного голубя почти грушеобразной формы — и детеныша свинооленя — зверушку, похожую на кабана, но с оленьими рогами. Оба блюда оказались чрезвычайно вкусными, особенно толстозадик — нежный, мягкий, жирный. Стоило бы его поджарить, конечно, но и сырьем тоже неплохо.
Набив брюхо, я устроился в тени гигантского гриба и принялся ковырять в зубах хвостовым жалом. Хорошо. Вот ради таких моментов и стоит жить на свете.
И тут вдруг прекрасный момент оказался безнадежно испорчен. Прямо передо мной сгустился воздух, раздался легкий хлопок, и я оказался лицом к лицу с рослым сидом.
Джемулан окинул меня донельзя брезгливым, высокомерным, но и каким-то удовлетворенным взглядом. Так кот смотрит на мышь, которую наконец-то загнал в угол.
— Э… привет, — слегка озадаченно поздоровался я.
— Ну что, стажер? — фыркнул Джемулан. — Провалил задание и решил сбежать? Всерьез надеялся, что я тебя не найду?
Я поискал слова для ответа. Их не находилось.
— Ты вообще понимаешь, что находишься на испытательном сроке? — навис надо мной Джемулан.
Настроение начало стремительно портиться. Меня только что чуть не убил гребаный шумерский колдун, а теперь еще и этот докапывается?
— Что мне с тобой делать, стажер? — сложил руки на груди Джемулан. — Ты никогда не станешь нормальным энгахом. Ты никчемный безответственный полудурок. И я не понимаю, почему Граши-хама вообще дал тебе шанс.
Я понял, что сейчас сорвусь. Если этот урод вякнет еще хоть одно слово, я выйду из себя и нарежу его на ленточки.
— Думаю, тебе нужно преподать хороший урок, — сухо сказал Джемулан, сгибая палец.
Меня пронзило острой болью. Как будто в тело одновременно вогнали сотню гвоздей.
— Ты себя что, бессмертным считаешь?! — прохрипел я, резко выпуская когти.
— Мы, сиды, хотя и не являемся в полном смысле бессмертными, живем так долго, что лишь очень немногие из нас умирают от старости, — менторским тоном сказал Джемулан.
— Ты точно от старости не умрешь! — пообещал я, прыгая на него.
Нет, я не собирался его убивать. Пока еще не собирался. Я хотел просто припугнуть его, поставить наконец на место — а то он уже окончательно страх потерял. Я бросился на оборзевшего сида… и шлепнулся метром левее. Он почему-то оказался совсем не там, куда я целился.
— Нападение на куратора, — равнодушно прокомментировал Джемулан. — Замечательно. Теперь я могу с чистой совестью тебя прикончить.
Вслед за этим меня пронзило новой болью — куда более сильной, куда более мучительной. Я выгнулся и забился о землю. Изо рта брызнула кислотная слюна, перед глазами поплыли круги. Я понял, что еще немного, и этот урод в самом деле меня убьет. И на сей раз убегать бесполезно — в отличие от Креола, Джемулан отыщет меня где угодно.
И тогда внутри словно лопнула какая-то пружина. Всего меня заполнила страшная, нечеловеческая злоба. Весь мир вокруг исчез — остался только я и объект моей ненависти. Исчезло прошлое, исчезло будущее — есть только здесь и сейчас. Время практически остановилось.
Шипя и хрипя, я пополз к этой остроухой твари. Кислота брызжет изо рта мелкими каплями, все тело колотится в агонии — но сейчас я как бы вишу над этой болью, разум остается холодным и ясным. Однако двигаюсь я ужасно медленно — как будто прорываюсь сквозь толстый слой ваты.
Джемулан отступил на шаг — тоже медленно, как под водой. Он сжал кулак так, что побелели костяшки пальцев — и его холеное лицо недоуменно исказилось. Он явно не понимал, почему я до сих пор не подох.
