Антон Соловьев - Королевство свободных
Твои шаги восхищают меня, потому что ты действуешь всегда головой своей, но не сердцем. Ты запретил преследовать воинство севера, понимая, что слишком тяжелы потери в твоем рыцарстве и ополчении, а тебе еще надо наказать тех, кто не встал под знамена твои и кто пропустил врага через Великую Донну, как вы почтительно зовете эту полноводную реку.
И едва прошел хмель в головах твоих воинов, ты попросил дворян своих, прежде чем осчастливить возвращением жен, стать дланью карающей. Дланью… Я говорю это слово и смеюсь про себя. Чем чаще я стал бывать в этом, твоем, да, да, мой мальчик, твоем мире, тем чаще я стал говорить высоким языком твоих певцов и сказителей даже про себя. И этот язык прекрасен, потому что чем больше человек начинает уродовать своими механизмами землю, тем больше уродуется язык его, даже тот, каким пишутся книги.
Я стою на холме и смотрю, как твое воинство стало у Великой реки. Ибо ты там положил рубеж им. От княжества, что вероломно пропустило врагов юга, ты оставил только руины и пепел. Ты приказал сровнять с землей замки, города и деревни. Работа немалая. Даже я стал сомневаться в соразмерности ее. Но понял, как прав ты, ибо предавший раз, предаст еще раз, а дети предателей будут тоже предателями.
Ты и пленных врагов своих, что хотели присягнуть тебе, казнил без жалости, тех же, что остались честны даже перед страхом смерти, отпустил без выкупа на север. Поистине, мудро ты сделал, потому как понесут они рассказы о тебе и о юге справедливом.
Я смотрю на руины Каррлдана, на воронов и пепел. Здесь будут жить твои люди, что сражались за тебя. А воины ордена Сердце Иисусово возведут здесь свои цитадели и построят школы, где будут учить детей не поповским бредням по «Часослову», а великой и самой важной мудрости: что надо любить только государя своего и никого другого. Ты прав: трудно управлять грамотным народом, вдвойне труднее — совсем безграмотным, но как легко — полуграмотным! Этой мыслью и Вселенская Церковь не пренебрегает, потому как Писание дает читать только проверенным людям в рясах, дабы простые люди не вычитали там такого, что не вяжется с поведением попов.
Твой неистовый полководец дон Риго рвется дальше в бой. Но пусть побережет силы для подвигов на ниве мирной. Два могучих помощника есть у тебя: один разит мечом, другой кинжалом. Две женщины есть у тебя: одна любит тебя, другая покоряется тебе. Одна будет согревать твою плоть, другая — сердце. Одна подарит наследника, другая — подарит ночи счастливого забвенья. Но берегись, ведь где две женщины, там может появиться и третья. Не натруди чресла свои, ибо тебе предстоит многое еще. И кубок горя ты пригубил еще только едва. И я предвижу это. Потому что власть — это всегда горе.
Ты прекрасен на своем черном коне, в черном плаще с красным подбоем и в серебряном венце, что отливает на солнце металлом. Как и я, ты не любишь золото, ибо оно жжет тебя. А вот серебро по душе тебе.
Как бы мне хотелось подъехать к тебе сейчас и поговорить с тобой. Но я чувствую, что шаг это преждевременный. И я буду просто стоять на этом холме, незримый, и смотреть, как блестят на солнце доспехи твоих воинов, под ногами которых кровь и пепел, боль и горе.
Я буду просто смотреть на тебя с этого холма, потому что вскорости мне надо будет отправляться из этого мира по другим своим делам, которых у меня не счесть, ибо фигуры противника моего не дремлют.
Они и тебя, мальчик мой, бывший их соплеменник, вынудили к шагу преждевременному. Всегда они лезут не в свои дела со своим добром! Настало бы время, и ты сам бы нашел дорогу в миры детей Первых, но они, твои бывшие родичи, слишком боятся тебя. Да, да боятся тебя — такого, каким ты стал, свободного от многого, но скованного тленным телом, которое надо менять в муках ужасных бесконечного круга старости и младенчества.
Но все же они знают, что все, что не убивает в тебе волю к жизни, делает тебя сильнее во много раз, чем их, не знающих болезней и смерти. А посему пусть боятся тебя. Ибо страх и Первым детям противника моего тоже не чужд, как и многое, чему они заразились от смертных.
Что же, желаю тебе удачи, потому как госпожа фортуна не всегда была благосклонна к тем, кто идет своим путем. Но много ли стоят мои пожелания, ибо даже золотые монеты, которые я раздаю от щедрот своих, наутро оборачиваются глиняными черепками? Хотя ты всегда шел супротив всего, а значит, и фортуну ты привлечешь на службу себе по соображениям выгоды. Ты — торговец совестью, ненавидящий торгашей!
Из книги Альберто д'Лумаро «Сны о Саране»…Таким образом, становится ясно, что затмение хоть и было весьма на пользу саранскому войску, но все-таки не явилось главной составляющей победы войска юга. Сильному преувеличению влияния затмения на ход битвы мы в большей степени обязаны литературе как времени Ательреда II, так и более позднего. И чем больше мы удаляемся от тех событий, тем становится сильнее зловещий эффект тьмы, в которой Железный король рубил обезумевших от страха врагов.
Безусловно, король, зная о затмении, максимально использовал его эффект в тактике и стратегии боя, однако настоящий перевес ему дало не затмение и, уж конечно, не мистические силы реликвии, которые, согласно большинству легенд, воплощались в не знающих поражения вооруженных всадниках. Кстати, эта легенда о воинах, вызываемых реликвией, похоже имеет те же корни, что и легенда о Дикой охоте короля. Но об этом мы поговорим позднее. Сейчас же посмотрим на карту сражения.
Основной ошибкой мэнгерских полководцев было явное пренебрежение пехотой врага. Полная уверенность, что железная конница северных рыцарей сметет и обратит в бегство копейщиков, как уже не раз бывало, собственно, и решила исход битвы. Копейщики также имели сильную поддержку лучников, которые составляли каждый второй четный ряд и отходили в тыл по мере продвижения конницы.
Что же касается выучки, то командиры специально готовили копейщиков для борьбы с конницей, потому что знали, что только пехота и сможет сдержать страшный железный поток.
Типичное пренебрежительное отношение северных феодалов к пешим простолюдинам сослужило им плохую службу. С уверенностью можно сказать, что на поле близ безвестной деревушки, название которой даже хронист не удостоился упомянуть, фактически сражались не армии севера и юга, а армия старой феодальной формации с армией нового времени.
Конечно, было бы ошибкой уподобиться тем авторам, которые самоуверенно пишут о том, что войско Мэнгера не знало никакого взаимодействия между отдельными его частями. Это, конечно же, далеко не так. Основная проблема была не во взаимодействии отдельных соединений, а в поддержании дисциплины внутри отдельных отрядов рыцарей, где каждый фактически сражался за себя, желая умереть либо стяжать великую славу. Говоря языком современного спорта, команда посредственных, но сплоченных профессионалов всегда победит в матче с командой талантливых уникумов, желающих только личной славы.
