Ксения Баштовая - Пыль дорог
Говорят, жизнь менестреля — сахар: знай себе бренчи на гитаре да подпевай изредка. Вот только пара аккордов не сделает всего. Нужно уметь чувствовать аудиторию. Нужно осознавать, когда подойдет полушутливая пьеска, услышанная в южных землях, а когда необходимо, лишь изредка касаясь струн, продекламировать трагическую вису. А если людям хочется радоваться и пьянствовать, самая красивая печальная баллада не найдет отклика в их душах. Нужно уметь чувствовать. Иначе не заработаешь ни медянки.
Но колок на гитаре придется все-таки поменять.
Решив, что с утра непременно заглянет к мастеру, Найрид устало прикрыл глаза.
Грохот резко отворившейся и со всей дури ударившейся о стену двери показался уже задремавшему музыканту громом небесным. Он подскочил на плохо застеленной кровати и ошалело уставился на замершего на проходе Каренса, судорожно хватающего ртом воздух:
— За мной погоня! Прикрой!
— Какого черта? — мрачно спросил менестрель нежданного гостя.
— Да все того же! — огрызнулся темный эльф, захлопнув дверь, а потом, для верности, еше и заперев на засов. — Не любят здесь мошенников.
— Ты опять играл?
— Мне же надо было заработать. Ну придумай же что-нибудь — меня ж сейчас повесят! И тебя, кстати, тоже — за помощь преступнику.
— Мы так не договаривались! — поперхнулся менестрель, вскакивая с кровати.
Мошенник мотнул головой в сторону запертой двери:
— Им расскажешь!
На первом этаже загрохотали тяжелые подкованные сапоги.
— Запомни, — быстро говорил тем временем менестрель, — все, что тебе надо: пятая струна. Третий, пятый, а потом седьмой лад. И опять: третий, пятый, третий. И пожалуйста, отожми струны как следует, иначе мы оба — трупы.
Дверь, за которой скрылся сбежавший преступник, пришлось выламывать: он совершенно не реагировал на окрики городской стражи и, судя по звукам, доносящимся из комнаты, решил просто так не сдаваться, взяв в заложники хозяина номера и начав его пытать.
Роль тарана сыграла голова младшего лейтенанта Давниела. Младший лейтенант был против, но его, к сожалению, никто не слушал.
Каково же было удивление ворвавшихся в комнату военных, когда за рухнувшей дверью их взорам предстала более чем странная картина: на кровати, застеленной посеревшим от времени бельем, сидел темный эльф, небрежно закинув ногу на ногу, и изо всех сил дергал струны гитары. Именно эти звуки городская стража и приняла за стоны пытуемых.
Перед эльфом стоял, скрестив руки на груди и нервно постукивая носком сапога, мужчина лет тридцати пяти. После очередного стона гитары он страдальчески закатил глаза и выдал длинную цветастую фразу на оркском. В крайне вольном переводе на гьерольский его речь звучала примерно так:
— О, неверный сын собаки! Будь проклят тот день, когда я доверил тебе в руки этот ценный инструмент, сделанный великим Хрхрыыном! Будь проклята та минута, когда твой лживый язык убедил меня взять тебя в ученики! Пусть твоя мать…
— Кхе-кхе, — вежливо прервал вдохновенную речь неизвестного капитан городской стражи Эмскиел.
Мужчина вздрогнул и обернулся.
Надо сказать, что столь длинную тираду Найрид высказывал весьма искренне: ему было почти физически невыносимо смотреть на то, как Каренс издевается над его инструментом. Каждый взвизг струн менестрель воспринимал как личное оскорбление. Но приходилось сжимать зубы и терпеть. Когда мошенник поспешно опустил глаза, уставившись взглядом на гриф гитары, менестрель понял, что у их неотрепетированного спектакля появились первые зрители. Пришлось импровизировать. И вот теперь бард отыгрался по полной. Жаль только, не удалось высказать мысль до конца.
— Что вам угодно? — мрачно поинтересовался менестрель, старательно подбавив в голос ледяных ноток.
И если бы кто знал, каких сил ему стоило сохранять видимость спокойствия.
— Мы пришли арестовать этого эльфа! — бойко сообщил капитан стражи, не забыв уверенно ткнуть пальцем в сторону мошенника на случай, если кто не догадался, какого именно эльфа пришел арестовывать отряд.
В отличие от Найрида Каренсу приходилось общаться с представителями властей, а потому, сидя на кровати, мошенник чувствовал себя вполне естественно. Первая волна страха, нахлынувшая во время бега по закоулкам Тиима, давно прошла, и сейчас, глядя в лицо хлыщеватому троллю, начальнику стражи, он был абсолютно спокоен.
Если бы еще не надо было удерживать эту чертову гитару, так и норовившую соскользнуть с колена, было бы совсем хорошо. Но Найрид его со свету сживет, если на этой балалайке появится новая царапинка!
— А кто вам дал право арестовывать моего ученика?
— Ученика? — презрительно прищурился тролль. Менестрель медленно склонил голову, что вполне могло быть расценено как кивок:
— Совершенно верно, ученика.
— О, как интересно! — скривился начальник стражи. — И вы, конечно, знаете, где находился ваш ученик сегодня после обеда?
— Разумеется. Со мной.
— Да-а-а? — В голосе тролля зазвучата неприкрытая издевка. — И есть те, кто может это подтвердить?
— Разумеется! — холодно обронил менестрель. — Хозяин этой таверны.
Повинуясь короткому жесту начальства, один из солдат сорвался с места, и всего через пару минут перед стражниками появился худощавый, трясущийся от страха гоблин:
— Скажите, любезнейший… — начал было тролль, но менестрель не дал ему продолжить:
— Вы ведь можете подтвердить, что мой ученик был весь день со мною?
Гоблин уже открыл рот, собираясь возразить, что ничего подобного он подтвердить не сможет, но в этот момент мошенник, сидящий на кровати, как бы невзначай сдвинулся в сторону, и взгляду трактирщика предстала небольшая горка монет.
— Конечно-конечно! — поспешно закивал он. Гоблина мгновенно вытолкали из комнаты, а тролль перевел тяжелый взгляд на менестреля и его «ученика».
— И ваш ученик, — он сделал ударение на последнем слове, — конечно, сможет что-нибудь сыграть?
Менестрель только вздохнул, когда пальцы эльфа коснулись струн.
Пятая струна опять ослабла, а потому единственная разученная мошенником мелодия звучала очень фальшиво. Но капитан бессмертную мелодию, сыгранную «учеником», определил безошибочно. И даже тупой Давниел тихо заржал, расшифровав короткое «послание». И тут же замолчал под злобным взглядом начальства.
Капитан окинул комнату еще одним разъяренным взглядом и, процедив:
— Чтоб на рассвете вашей ноги в городе не было! — вышел.
Менестрель мгновенно подскочил к окну и, убедившись, что последний из солдат вышел на улицу, тихо сказал:
