Наталья Загороднева - Ловцы душ
- Алло! - Его голос звучал глухо, как видно, он обиделся, решив, что я его избегаю.
- Привет.
Только теперь я поняла, в каком напряжении была все это время. Сама от себя не ожидая, тихонько всхлипнула и заплакала.
- Аня! Ты что, плачешь? Что случилось? - он встревожился.
- Нет, ничего, - прогнусила я. - Просто меня какое-то время не будет.
- Где ты? Что с тобой? - он уже почти кричал.
- Не волнуйся, я у друзей.
Слезы лились рекой, и я сама не понимала, почему. Скорее всего, очень-очень соскучилась. Или просто страшно, и хочется прижаться к нему, закрыть глаза и поверить, что он защитит от всех бед.
- Скажи адрес, я приеду.
- Да куда приедешь, тут лес кругом, - сквозь слезы рассмеялась я.
- Лес?! Какой еще лес?
- Ладно, - вздохнула я. - Вчера ко мне в квартиру забрался вор, мои друзья испугались за меня и забрали к себе на дачу. Это за городом, далеко.
- Та-ак, - угрожающе прорычал он, - что еще за друзья?
Я уже хохотала, забыв про слезы.
- Да они мне родственники почти! И по возрасту в родители годятся!
- Ну это еще куда ни шло, - выдохнул он. - А мужчин там нет?
- Почему же? У них два сына. Один чуть постарше меня, другой лет на пять моложе.
Он сердито замолчал. Слышно было только его тяжелое дыхание в трубку.
- Я и не знала, что ты такой ревнивый, - сказала я с нежностью в голосе.
- Кто ревнивый? Я? - деланно удивился он. - Ну, ревнивый.
- Незачем ревновать, - с улыбкой продолжила я. - Мне никто не нужен, кроме... - и прикусила язык.
- Кроме? - вкрадчиво переспросил он.
- Ну, ты сам знаешь?
- Что знаю?
- К кому я неравнодушна.
- Откуда же мне знать?
- Ах, так! - вскипела я. - Еще слово и обижусь!
- Ладно-ладно, больше не буду, - сдался он. - А если серьезно, то я тоже... неравнодушен. К тебе.
Для меня все стало неважно - мир растворился в звуке его голоса, нежности, теплоты, льющейся из телефонной трубки, я закрыла глаза и погрузилась в долгожданное тихое счастье.
В дом я вошла в таком романтически-возвышенном настроении, что не сразу заметила перемену в окружающих. Лишь когда очнулась в комнате, где все домашние, включая Таню, сидели молча, наблюдая за мной, словно я начну показывать фокусы, насторожилась. Как-то неуютно стало сразу, будто от меня одной утаилось то, что знают все. Потом вспомнила: как раз перед тем, как мне уйти на улицу, Таня завела разговор с Глебом. Что же она ему такого сказала, что он смотрит на меня так? А остальные, вероятно, все узнали от него. Я решила было обидеться, но тут хозяин встал, хлопнул в ладоши:
- Так, нечего тут без дела ошиваться! Давайте-ка, дочки, Иван - за книги, Максим, пойдем со мной.
Суровый дядька. Кстати, телевизора у них я не заметила. Похоже, не приветствуется у них праздное времяпровождение. Хотя, у Вани есть компьютер.
Все разошлись, мы с Таней остались вдвоем.
Она подошла к печи, по обыкновению затопленной, опустилась на колени перед заслонкой, открыла, уставилась на тлеющие угли. Глаза ее блестели, в них отражались яркие всполохи, мне вдруг захотелось выключить свет и подойти к ней. Что и сделала.
- Ты ничего не хочешь мне сказать? - тихо спросила я ее, усаживаясь рядом.
Она покачала головой, не отводя взгляда от углей. Я не настаивала. Решила подождать и прислушаться к ее настроению. А оно было странным.
- Чего ты боишься?
Ее глаза наполнились слезами. Блестящие дорожки прокатились по щекам, а она не вытирала.
- Боюсь, да. Всего боюсь. - Она говорила прерывисто, через силу. - Зачем люди любят, скажи мне? Пока человек ни к кому не привязан, он свободен. Любовь сковывает по рукам и ногам, заставляет постоянно дрожать от страха за того, кто дорог. - Она всхлипнула и обняла меня. - Я за тебя теперь боюсь. За Макса.
- Солнышко мое! - Я расплылась в улыбке. - Это же прекрасно, что ты любишь! Смотри, всего пара дней прошла с нашего разговора, а ты нашла свое счастье!
- Да какое счастье? Сама себя ругаю, а сопротивляться не могу - тянет. Зачем оно мне? Снова обжечься? Я не способна быть с кем-то, характер не тот. И все равно разбежимся...
- Дурочка, - я подняла пальцами ее лицо. - Он тоже любит.
- Да с чего ты взяла? - она отпрянула и снова уставилась на огонь.
- Ты не забыла? Я просто чувствую.
Таня посмотрела на меня.
- Но и ты можешь ошибаться.
- Не веришь - не надо, - пожала я плечами. - Ничем не могу тебе это доказать. Разве что посоветую послушать свое сердце. Или и ему ты не веришь?
Она смущенно улыбнулась. Оттаяла, наконец.
- Ну, так скажешь, о чем вы говорили с Глебом?
- Да ты и сама знаешь, - вздохнула она. - О Яне.
- А какое отношение она имела к тому, что он рассказывал?
- Так это ведь она тогда... В ту ночь она исчезла. Я думала - маг все-таки уничтожил ее. А потом...
Она замолчала.
- Подожди, как в ту ночь? Она же в сентябре умерла?
- Аня, - Татьяна говорила тихо, глядя мне в глаза. - Яна вообще не умерла.
Какое-то время я сидела, ошарашенная, собиралась с мыслями, не зная, что сказать. Таня тоже молчала, помешивая кочергой угли.
- Не думай, физически ее нет на земле, - продолжила она. - Жива ее душа.
- Да? - осторожно спросила я. - И где же она?
- Я часто с ней общаюсь. Она замечательная.
Я оглянулась на всякий случай, ожидая увидеть что-то типа привидения.
- Тань, ты серьезно?
- Нет, конечно, - ответила она, вставая. - Пошутила я. Она жива в моей памяти, в сердце. И общаюсь я с ней - вымышленной.
- Ну и шутки у тебя! - обиделась я. - Предупреждать надо. Я привидений боюсь.
Таня расхохоталась и так заразительно, что и я засмеялась, сама не зная, от чего.
Зажегся свет, в комнату вошел Глеб.
- Идемте-ка, - приказал гробовым голосом, да и вид у него был не лучше.
Мы переглянулись, пожали плечами и пошли за ним. Поднялись по лестнице, вошли в кабинет.
На столе стоял раскрытый ноутбук, удивительно чужеродный простецкой обстановке. Надо же, Глеб - наш суровый Дед Мороз, и владеет компьютерной грамотностью!
- Иди сюда, - поманил он меня.
Я села на стул, он щелкнул мышкой по изображению, заиграл видеоролик. Съемка, похоже, новостная. Бледная, растерянная девушка с микрофоном на фоне деревни.
- Чудовищное по цинизму преступление совершено сегодня в поселке Северном. Зверски убита семья местного священника.
Передо мной замелькали кадры: санитары выносят из большого, добротного дома носилки с телами, упакованными в черные полиэтиленовые мешки. И самое страшное - после больших пакетов выносят маленькие - детские, много, не меньше пяти.
