Денис Шулепов - Кошмарный принц
— Неужто ты так устал, что о смерти задумался, а, дядя Витя?
Виктор Ильич подскочил, как ужаленный, чуть усидев в кресле. А фантом
а фантом ли это?
Юрия Клинова продолжал:
— Тебе ещё рано себя хоронить. Видишь, сюжет-то развивается! Да как прекрасно развивается!
— Почему нельзя было писать что-нибудь… душевное, а не эту мерзость? — спросил Виктор Ильич, придя в себя.
— Если вкладывать душу во всё, что делаешь, души не хватит, — рассмеялся Кошмарный Принц. — И потом. Дядя Витя, мерзость — это когда моим героям, тем, которые были в начале моей карьеры, победа всегда давалась легко благодаря невообразимой наивности, бездумности и непостижимо удачным стечениям обстоятельств. В точности, как несмышленыш в фильме «Трудный ребёнок»!
— Можно подумать, до приобретения стола у тебя не было выбора, как строить сюжет, — сказал Виктор Ильич.
— Наверно, я тебя удивлю, но до стола я был посредственным писакой и, как следствие, не имел того колоссального успеха, пока не прознал про… теперь уже мой замечательный стол.
— Не удивил.
— Не удивлён! — ответствовал Клинов с присущей самодовольной ухмылкой. «По крайней мере, присуща она стала после его гибели», — поправил себя Виктор Ильич.
— Ты хоть отдаёшь себе отчёт, что люди реально фанатеют… да что там! — с ума сходят после прочтения подобного, — Виктор Ильич презрительно кивнул на исписанные листы. — И причиняют боль невинным гражданам?
— Хе! «Гражданам»… Серая плесень… Как сказал Вольтер: «величайшие распри производят меньше преступлений, чем фанатизм», — развёл руками Кошмарный Принц.
— И к чему ты это ляпнул, для красного словца? Я тебя слишком хорошо… помню, чтобы пускать мне пыль избитыми афоризмами. Ответь лучше — зачем тебе это? Что такого случилось с тобой?
Лицо Кошмарного Принца приняло пугающе серьезное выражение.
— Ты прав, дядя Витя, не мне с тобой дискутировать. Зачем мне это, спрашиваешь? Я хочу стать легендой! Единственным по-настоящему плодовитым писателем во все времена, который успел до своей… как это любят выражаться… «скоропостижной смерти» написать столько, что хватило на целое поколение! Меня прописью золотыми буквами впишут в анналы мировой литературы!
— Легенда. Анналы. Мировая литература. Сколько пафоса… Да как ты был ремесленником, так ты им и остался! И могила тебя не исправила!
— НЕ ЗЛИ МЕНЯ!!! — заорал Клинов, подскочив с дивана. — Не испытывай моего терпения!
— А то что?
— А то!
Пальцы Виктора Ильича адской болью скрутил артрит. Виктор Ильич взвыл.
— То-то же! — Юрий Клинов принял прежнюю позу.
Боль в пальцах Виктора Ильича немного стихла, но не ушла.
— Ты хоть понимаешь, что ты стал рабом этого стола? — спросил Виктор Ильич, стараясь не замечать боль.
— Ошибочка, дядя Вить. Раб здесь ты! Мы вроде это обсуждали, нет?
— Если ты собрался стать легендой, то тебе следовало бы знать, что легенды лживы, как и сама история. И «анналов» твоих это тоже касается.
— Только что утёр мне нос насчёт афоризмов, а сам…
— Это мои слова, — с невольным превосходством сказал Виктор Ильич.
— А… хм… утёр мне нос дважды. Поздравляю!
— Скажи, Юра, та реальность, в которой живёт Егор, — существует?
У погибшего, но не умершего писателя был вид, будто весь его словарный запас форматировался.
— До чего ещё ты успел докопаться? — спросил Кошмарный Принц. И Виктор Ильич едва ли не отчетливо услышал «погремушку» гремучей змеи, предупреждающую того, кто вступил на её территорию. Смотритель понял, что совершил оплошность и поспешил исправить положение:
— Что ты имеешь в виду? — сделал он глупый вид.
— Не строй из себя идиота! — прошипел Клинов.
— У меня нет такой привычки, Юра. Зато у меня есть теория. Если ты не галлюцинация, а я — не шизофреник, то твоё явление здесь и сейчас объяснимо только так, как мне пришло в голову. А пришло мне в голову следующее — я верю в Бога…
— Фи! — не преминул выказать своё отношение к данной теме Кошмарный Принц, на что и рассчитывал Виктор Ильич.
— Да, верю! А если Он есть, то и Небеса, соответственно, тоже есть. Улавливаешь логическую цепь? Если есть Небеса, то значит, они находятся где-то в параллельном мире… или пространстве. Здесь я несведущ. Если Небеса в каком-то параллельном мире, то почему бы и аду не иметь какой-нибудь параллельный мир? Ну, а дальше — больше. Исходя из данной логики, я решил, что ты погиб только в этом мире, а в… потустороннем не нашёл себе покоя. Возможно, это произошло из-за того, что ты погиб, а не умер своей смертью.
— Покой нам только снится, — с потаенной обречённостью проговорил Кошмарный Принц. И у Виктора Ильича в душе ойкнуло позабытое. «Как бы он не бахвалился, но всё-таки он не свободен в своём стремлении стать легендой. Кто-то стоит над ним, с кем он смирился. Или этот „кто-то“ попросту не даёт вечного покоя, из-за чего и Юра не даёт покоя мне или любому другому, кто сядет за проклятый стол. Может, этот „кто-то“ тот чернокнижник, который создал бузинового монстра?» — Из всего потока пронесшихся мыслей Виктор Ильич на сей момент вынес первостепенную: Юрию Клинову нужна помощь, но сам он об этом не знает или не хочет знать.
— Собственно, вот и конец цепочки: мир твоего главного героя существует? — смотритель с вызовом глянул в глаза визави.
И выдержал взгляд.
— Не исключено… что это софизм, — в конце концов, пожал плечами Кошмарный Принц и «отпустил» глаза друга своих родителей. Виктор Ильич расценил паузу в двусмысленной фразе, как ответ положительный.
— Кстати, Юра, чем обязан твоему появлению на этот раз? — сменил тему смотритель.
— О! Спасибо, что напомнил! — Кошмарный Принц коротко стрельнул глазами в Виктора Ильича. — Зачем ты звонил моей матери?
Ещё одна скользкая тема.
«Значит, я не ошибся!» — подумал Виктор Ильич и спросил:
— А я звонил?
Клинов наклонил голову, мол, сколько можно дурака валять?
— Хотел обсудить с ней кое-какие вопросы. А что? — сказал Виктор Ильич.
— И какие же ты вопросы решил той ахинеей, что нёс ей?
— Мне показалось, что телефон прослушивается. Теперь убедился… но не думал, что это ты.
— Небось, думаешь, дядь Вить, как я мог пасть до «прослушки»? А всё банально — мне нужно следить, чтобы ничего не вышло из-под контроля.
— Чтобы я не вышел из-под контроля, — поправил Виктор Ильич.
— Ну, если ты так ставишь проблему… Ты ведь главное звено!
— Я — проблема?! — Виктора Ильича взяла злость.