Яцек Пекара - Слуга Божий
Первый рассмеялся:
— Мордимер сделался, типа, нянькой.
— Рот закрой, тупица, — бормотнул я и похлопал женщину по спине. — Ну, говори, дитя, что случилось, — обратился к ней, придавая голосу ласковое звучание. — Поможем тебе, если только сумеем.
— О, да, поможем. — Второй характерно дернул бедрами.
О, Матерь Божья Безжалостная, подумалось, приходится работать в компании идиотов и вырожденцев. Почему, почему же, Господи, так жестоко караешь бедного Мордимера? Почему не могу сидеть в Хезе, попивать винцо в тавернах и портить славных девочек? Вместо этого приходится шляться по буреломам, осматривать останки убитых и полусъеденных людей, утешать перепуганных девушек и выслушивать идиотские шутки товарищей по путешествию. Знаю, что Бог — это добро, но иногда мне тяжело в это поверить.
— Дитя мое, — начал я снова. — Прошу тебя, скажи, что случилось?
— Вы священник, господин? — отозвалась она, поднимая голову, а Первый фыркнул:
— Да-а-а… и окрестит тебя, ага, своим кропилом, доченька.
— Я не священник, — ответил я, не обращая внимания на близнеца, — я — инквизитор.
— О боже! — выкрикнула женщина, и в голосе ее слышалась искренняя радость. — Как хорошо! Как хорошо! Господь меня услышал!
Первый щелкнул зубами от удивления. Потому что, видите ли, милые мои, люди редко встречают инквизиторов счастливыми криками и нечасто выказывают радость от нашего присутствия.
Услышав, что инквизитор поблизости, большинство хотело бы поскорее оказаться в другом месте. Словно не знают, что мы занимаемся лишь теми, кто виновен в ересях, богохульствах или колдовстве, а законопослушных да богобоязненных обывателей нам беспокоить незачем.
В общем, все удивились, а я — обеспокоился. Когда простая, перепуганная женщина считает, что наибольшее счастье для нее — встреча с инквизитором, это значит: видела нечто действительно пугающее. Что-то непривычное. Что-то, пробуждающее ужас своей неестественностью.
— Расскажешь мне наконец, что случилось?
— Напали на нас… Они… Эти, эти, эти… — начала заикаться, поэтому пришлось снова ее встряхнуть.
— О, меч Господен, кто?!
— Не знаю… — Лицо ее искривила гримаса отвращения. — Были как люди — и не как люди. Убивали… всех… грызли, отрывали куски мяса… — Схватила ртом воздух и снова сблевала. Теперь рядом с моими сапогами.
Я успокаивающе похлопал ее по спине:
— Уже все хорошо, мое дитя. Мы не дадим тебя в обиду. Кто ты такая?
— Живу здесь в сельце, — сказала она, всхлипывая. — Убили всех. Всех. Даже детей.
— Кем они были? Как выглядели?
— Как люди… — взглянула на меня, но во взгляде ее было какое-то ужасное непонимание, — и не как люди. У них были такие глаза… и так кричали… Боже мой, так кричали… Смеялись и убивали, перебрасывались оторванными головами, вырывали кишки… — Снова спрятала лицо мне под мышку.
— Проведи нас туда.
— Нет! — крикнула, аж зазвенело у меня в ушах. Пыталась вырваться, но я держал ее крепко.
— Спокойно, дитя мое. Посмотри на меня. Ну-ка, взгляни на меня! — приказал резко.
Подняла взгляд.
— Я — лицензированный инквизитор епископа Хез-хезрона, — произнес я торжественно. — Зовусь Мордимер Маддердин. Много лет меня учили не только истинам нашей веры или умению допрашивать людей. Меня учили также и сражаться. Взгляни сюда, — взял в ладони ее лицо и повернул в сторону Курноса, — это мой помощник. Солдат и убийца. Убил больше людей, чем ты смогла бы сосчитать — и даже представить…
Курнос иронично поклонился, но на лице его мелькнула слабая усмешка. Благодаря этому выглядел еще страшнее, чем обычно.
— А теперь посмотри на них, — указал я на близнецов. — Невелики ростом, верно? Но управляются с арбалетом и ножом так, что лучше не найдешь. Это не мы боимся чудовищ и людей, дитя мое. Это чудовища и люди бегут пред нами. И знаешь почему? Не только потому, что мы сильны и обучены. С нами — слава и любовь нашего Господа Бога Всесильного и Иисуса Христа, Который, сойдя с распятия Своей Муки, огнем и мечом показал нам, как расправляться с врагами.
Уж не знаю, вполне ли дошли до нее мои слова, но вот успокоили — наверняка. В глазах не было уже безумия, а черты лица разгладились.
— Как твое имя, милая? — спросил я. — У тебя ведь есть какое-то имя, верно?
— Элисса, — сказала, нервно помаргивая. — Я зовусь Элисса, господин.
— Проведи нас, Элисса, в село. Это ведь недалеко отсюда, верно?
— Несколько миль, — ответила она тихо и осмотрелась. — Я бежала через лес…
— А теперь мы пойдем спокойненько. Посажу тебя на моего коня…
Второй, услышав эти слова, снова фыркнул дурноватым смехом и похлопал себя по бедрам, но я глянул на него так, что усмешка сама погасла у него на лице. Близнец отвернулся и сделал вид что стряхивает что-то со штанин.
— …и поедешь как дама, хорошо?
— Хорошо, господин, — ответила Элисса.
— Будем все время подле тебя, и никто не причинит тебе обиды, понимаешь?
— Да, господин, — ответила она. — Но что я сделаю? Что я сделаю, если они всех поубивали?
— Чьи тут владения? Кто на этой земле?
— Господин граф.
— Какой граф? — вздохнул я.
— Граф де Родимонд… — Она покусала губу, вспоминая.
Никогда в жизни не слышал такой фамилии, но не было в этом ничего странного. Император в последние годы раздал так много графских титулов, словно доставал их из шляпы. И теперь едва ли не всякий владелец замка да пары деревенек зовется графом, лордом или даже князем. Я лично знавал князьков, у которых не было денег купить топлива на зиму, зато они с задором рассуждали о родовых связях и благородном происхождении. Дочек, впрочем, быстренько выдавали за богатеньких мужиков, если те готовы были подбросить им золотишка. Наверняка де Родимонд принадлежал к такого рода людям.
— Знаешь, где его замок?
— День дороги отсюда, — сказала она, подумав. — Нужно идти вдоль реки.
— Хорошо, — ответил я. — Договоримся так, Элисса. Когда покажешь нам село и расскажешь о нападении, поедем в замок твоего господина, поскольку он должен узнать о том, что произошло в его землях. А я попрошу, чтобы нашел для тебя работу и крышу над головой. Хорошо?
— Ох, спасибо, господин, — вскрикнула с истинной радостью в голосе и прижала мою руку к губам.
Усмехнулся, поскольку люблю людей, которые умеют выказывать благодарность. Я погладил ее по спутанным волосам.
— Едем уже, — приказал я и поднялся.
* * *К селу Элиссы мы добрались за несколько молитв. Оно лежало у речного разлива и было типичным для имперского пограничья — мест не слишком безопасных, слабо заселенных, а зимой страдающих от стай голодных волков или, что еще хуже, голодных медведей (если уж кто-то оказывался настолько глуп, чтобы пробудить их от зимней спячки). Крепкие дома, срубленные из толстенных бревен. Строители прорезали лишь маленькие оконца и такие же небольшие дверные проемы. В любом из жилищ обитатели могли легко защититься от неожиданного нападения. Сколь же отличались они от домов из дерна и глины, которые строили в безопасных околицах Хез-хезрона, где зимы были мягкими, а епископово правосудие карало всякого, кто оказывался скор на насилие и грабеж.
