Николай Басов - Доказательство человечности
— Я буду рад, если все действительно окажется завершенным.
Рубос покрутил головой, то ли не соглашаясь, то ли стряхивая пыль с волос.
— А мне кажется, уже ничего просто быть не может.
Они посидели еще немного. Лотар поправил ремни на груди и встал, покачиваясь, горбясь под низким и угрожающим потолком. Это было сигналом. Рубос тоже стал подниматься и сделал это довольно легко — его мысли приняли новое направление. Теперь он почти не ощущал ни темноты вокруг, ни неверной дороги под ногами, ни усталости от чрезмерных и ненужных напряжений в своем большом теле.
— Нет, все-таки, что там ни напишут ашмилонские борзописцы, а дело было славным, — сказал он шепотом, который пролетел по коридору, как острый удар копья.
Лотар, неожиданно для себя, тоже усмехнулся. После этого оба наемника с удовольствием расхохотались.
— Только мне не все понятно. Вот ты, Сухмет, могучий волшебник, но и притворщик, каких поискать. Почему ты сразу не положил всю рать Конада, если это стоило тебе только взмаха руки?
— Это стоило мне не взмаха руки, господин. И в этом не было нужды, пока в башню вползала лишь пара дюжин не очень обученных гурхорцев. Вот когда они отрезали путь наверх, а господин мой решил, куда следует отступать, тогда это было к месту.
— А что, собственно, “это”? — включился и Лотар. — Я вот тоже не понял, что ты сделал там, в зале. Ты все что угодно можешь вот так взорвать, как вулкан?
Сухмет издал странный звук, в котором слились и известная толика самодовольства, и досада мастера на зрителей, которые так и не оценили истинного совершенства.
— Нет, конечно. Я долго прослужил у одного из забытых ныне волшебников, у которого была только одна страсть — он изучал всевозможные способы возжигания огня и достиг в этом совершенства. Я тоже кое-чему у него научился.
— Ничего себе “кое-чему”, — пробурчал Рубос.
— Уверяю тебя, господин, я владею лишь малой частью подлинного мастерства. Когда стало ясно, что мы долго в том зале не продержимся, я вдруг вспомнил, что эти шары на подставках являются магическими лампами, содержащими остатки зеленой пирогранной земли, открытой еще…
— Ты попонятнее говори, — напомнил Рубос.
— Ну, в общем, это такой состав, который может испаряться несколько сот лет и гореть холодным, но исключительно ярким пламенем. Вы видели его сами, так что можете судить.
— Надо признаться, огонь этих ламп не очень красив, — подал голос Лотар.
— Это просто потому, что земли в сосудах осталось немного.
— Нет, погоди. Ты хочешь сказать, что вот эти медные шарики в два моих кулака могут гореть день и ночь семьсот лет или даже больше?
— Почему семьсот? — удивился Сухмет.
— Блех сказал, что башню замуровали семьсот лет назад, — пояснил Лотар. — А когда мы вошли, все лампы до единой горели.
— Вот в чем дело… Нет, конечно. Семьсот лет они не горели. Принцесса зажгла их пять лет назад, когда искала убежище для Нуримана.
— Стоп, — сказал Лотар и тут же воткнулся носом в спину Рубоса, замершего как скала. — Я имел в виду, что теперь уже мне не все стало понятно…
— А-а, я-то подумал, ты что-то услышал. Они пошли снова.
— Чего ты не понимаешь, господин мой?
— Ты что же, с самого начала знал, что главную опасность во дворце представляет принцесса?
— Конечно.
Несколько шагов они прошли в молчании.
— Так ты и про Нуримана все время знал?
— Меня купили вместе с ним, как же я мог не знать про него?
— Так, значит, это ты готовил его для набегов на город? — пророкотал Рубос.
— Я раб, я поддерживал его жизнеспособность. Такие демоны на самом деле очень уязвимы. Лишившись надлежащего ухода, они обычно оставляют наш мир и уходят в свои измерения…
— Я не о том. На тебе есть частица вины за всех погибших.
— Не будешь же ты, господин, винить слугу на псарне за то, что его сворой король травит непослушных подданных? Выбор дичи — не мое дело. Я лишь держу псов и забочусь о том, чтобы они были к определенному времени в хорошей форме.
— Вообще-то, псы и такое исчадие ада — не одно и то же. Псы годны и на что-то хорошее. А это…
— Нет, господин. С помощью демонов, подобных Нуриману, Харисмус много веков назад за считанные месяцы очистил леса Северного континента и сделал их пригодными для людей.
— Но потом-то он, наверное, вернул их обратно, туда, где они постоянно жили? — спросил Рубос.
Сухмет не отвечал. Лотар почти физически почувствовал, что внимание старика теперь направлено на него.
— Ладно, с этим понятно, — сказал он. — Знаешь, Сухмет, у тебя очень непростое понятие о морали. Похоже, ты разделяешь предмет и его действие. Или даже злодея и его возможности.
Сухмет повернулся, поклонился и снова зашагал вперед, как ни в чем не бывало. Он знал, что Лотар видит его.
— Иначе я не смог бы заниматься магией.
— Пожалуй, — согласился Лотар. — Вот тебя купили с Нуриманом вместе. Наверное, твой прежний господин был мало приятным типом?
— Я очень устал от него, — просто сказал старый раб.
— И всего-то?
— Это главное, что я могу про него сказать.
— Как его звали?
— Почему “звали”. Его зовут среди людей, как и всегда — Нахабом.
Теперь Лотар остановился одновременно с Рубосом. Они некоторое время даже не дышали, услышав это имя. Нахаб — этим существом пугали детей и проклинали на вечные времена. Его именем творились самые ужасные преступления, какие только могли вообразить себе люди. Это было имя соперника самого Демиурга, имя покровителя всей мировой боли, скорби и отчаяния. Он был всесилен и всесущ, почти как Бог. Он был самим дыханием мирового зла, поддерживающего в равновесии баланс мироздания.
— Так он существует? — одними губами прошептал Лотар.
— Существует. И даже, как мне показалось, когда-то был человеком.
— Почему же он стал таким? — спросил Рубос.
— Каким “таким”? — Но Рубос промолчал, лишь звякнул мечом по чешуйчатой броне на плече и тяжело, с трудом пошагал дальше. — Наверное, так было предначертано.
— Ты его видел? — спросил Лотар. — Какой он? Впрочем, не нужно…
Лотар разрывался между странным желанием узнать, кем и каким был Нахаб, и предчувствием, что, узнав слишком много, он подпустит его так близко, что им придется столкнуться. Исход этого поединка у Лотара, напри-мер, не вызывал даже сомнения. Биться с богоравными Повелителями мирового зла он не мог, он не стал бы даже вытаскивать Гвинед из ножен. Драконий оборотень был бы обречен еще до того, как сама мысль о таком поединке пришла бы ему в голову.
— Я его видел, — произнес Сухмет, а потом замолчал. Прошло немало времени, пока Рубос вдруг не спросил
