Дэвид Ферринг - Клинок войны
Конрад придвинулся ближе. Дварфы по-прежнему не обращали на него внимания. Хотя он стоял в нескольких ярдах от кузни, до него докатывалась невыносимая волна жара, и через несколько минут Конрад скинул с себя верхнюю одежду.
Еще через пару минут Барра щипцами перенес будущий меч на наковальню и принялся бить по раскаленному концу тяжелым молотом. Периодически он останавливался, чтобы осмотреть свою работу и перевернуть меч другой стороной, потом снова наносил несколько размеренных ударов. Постепенно металл начал темнеть, остывать, и тогда кузнец при помощи щипцов распустил один моток проволоки и сунул меч в огонь. На сей раз он нагревал тот участок, откуда снял проволоку. Когда Барра решил, что металл достиг нужной температуры, он снова перекинул его на наковальню и начал ковать. Он повторял этот процесс до тех пор, пока не прошелся по всей длине меча. Форма меча изменилась – он удлинился и стал шире, а пять полос сковались в единое крепкое лезвие. Тогда Барра с Лоднаром, наконец, вышли наружу, чтобы охладиться, и каждый выпил по нескольку чашек воды. Конрад подошел к кузнецам; сейчас он мечтал о кислевской зиме.
– Ты не против того, чтобы работать с варп-камнем? – спросил он Барру.
Тот громко расхохотался.
– Я родом с далекого севера, с Альбиона. Там из песка с примесью варпа дети строят замки. Там столько варп-камня, что он в крови Барры.
Пальцы дварфа коснулись креста, который Конрад процарапал у него на груди.
– А ты? – спросил он у Лоднара.
– Для меня это всего лишь работа.
– А как насчет топора Устнара? В нем тоже есть варп?
– Это секрет, – ответил Барра. – Между Баррой и Устнаром. Попробуй спросить у него.
Конрад знал, что он может попробовать, но он также знал, что попытка станет пустой тратой времени.
– За работу, – скомандовал Барра. – Ты пойдешь внутрь?
Вольф ясно дал понять, что он сегодня займется весьма деликатными переговорами и что будет лучше, если он отправится к пиратским капитанам в одиночку. Ни Устнар, ни Литценрайх не отвечали представлениям Конрада об идеальном компаньоне, а кроме них он никого в Мариенбурге не знал. С другой стороны, он мог пойти выпить в какой-нибудь из многочисленных городских трактиров, что после жаркой кузни представлялось неплохой идеей. Но его настолько заинтересовала работа кузнецов, что Конрад ответил «да».
Они вернулись в кузню, где Лоднар приставил крепкое долото к месту в трети от конца меча и почти насквозь пробил им металл, орудуя молотком. Он проделал то же самое на середине оставшейся длины, а потом подогнул оба конца, так что у него получился брусок втрое короче, но зато втрое толще. Между полосами снова промазали маслянистой пылью варпа, и один конец поместили в горнило. И опять подогрев и ковка, подогрев и ковка, пока все пятнадцать слоев металлов не слились в единое целое.
И так продолжалось весь день, и следующий, и каждый день Конрад приносил кузнецам по десять крон.
Каждый вечер в кузницу приходил Устнар: он забирал смесь и металл, в котором теперь содержалась исконная суть Хаоса, и относил их на хранение Литценрайху. Каждую ночь колдун с Устнаром останавливались на разных постоялых дворах, и Конрад не раз задумывался: не надеется ли часом Литценрайх, что душок варпа приведет к нему скейвенов, и он сумеет пополнить запасы загадочного вещества.
К концу третьего дня брусок насчитывал триста шестьдесят слоев. Конрад тщательно их считал. Каждый слой был промазан смесью с пылью варпа. Слои были очень тонкими, но отчетливо видимыми из-за разных цветов металла. Барра называл получившееся изделие плашкой; оно было примерно того же размера, что и пять первоначальных полос металла, то есть с широкий меч.
– Завтра, – сказал Барра, – начнется настоящая работа. Если скейвены не утащат ночью плашку. Как только ты начнешь носить этот меч, их будет тянуть к нему, как мышей на сыр!
Кузнец засмеялся, но Конрад не разделял его веселья. Хотя вскоре он осознал, что наличие при нем меча ничего не изменит. Скейвены и без того чуяли варп в его крови, так что меч привлечет не больше внимания, чем отравленная плоть.
– Но тебя будут преследовать не только скейвены, – продолжал Барра. – У тебя будет чудесный меч, всем захочется его отобрать! Тебе придется убивать людей и монстров только из-за меча. Но также благодаря мечу тебе станет проще их побеждать. Тебе необходим хороший меч, потому что ты обладаешь хорошим мечом; и ты обладаешь хорошим мечом, потому что тебе необходим хороший меч. – И он снова засмеялся.
Хотя Конрад не мог сказать, насколько серьезно заявление Барры, он, тем не менее, понял, что имел в виду дварф. Грабители обычно выбирали себе добычу из богатых людей или тех, кто казался богатым. Если носить при себе дорогой на вид меч, поневоле привлечешь нежелательное внимание. А судя даже по подготовке, Конрад видел, что меч Барры будет одним из лучших образцов оружейного мастерства.
– В таком случае, – сказал он, – пусть он ничем не отличается от обычного меча – пока я не вытащу его из ножен. Я не хочу ни украшенной крестовины, ни затейливой рукояти, а ножны должны выполнять свою службу, не более того.
Барра говорил, что сделает такой меч, какой хочется ему, однако сейчас он согласился. Но крестовина и рукоять потребуются мечу не ранее чем через несколько дней.
Дни шли, и пока Барра творил свое искусство, а Лоднар помогал ему превращать необработанный металл в безупречный боевой клинок, Конрад неотлучно находился в кузнице.
Медленно начали проявляться очертания меча: скошенные края, постепенное сужение к концу, угол острия, бороздка посредине обеих сторон. Дважды весь клинок нагревали в горниле и опускали в глубокое корыто с водой: металл яростно шипел и исходил клубами пара. Такое закаливание делало клинок более прочным. Меч постоянно отбивали, затачивали и шлифовали, и Конрад потерял счет всевозможным молоткам и инструментам, которые использовались на разных этапах. В промежутках меч полировали и смазывали маслом, смазывали маслом и полировали. Барра ни разу не прибегал к каким-то измерениям – он все делал на глаз, при помощи многолетнего опыта и врожденного таланта.
Наконец из темной стали выковали крестовину с чуть загибающимися кверху концами. Рукоять обернули коричневой замшей. Она надежно лежала в руке, а замша хорошо впитывала пот и кровь, и ее нетрудно будет заменить, когда она пропитается насквозь. К шпеньку на верхушке рукояти прикрутили простой медный шар. Крестовина, рукоять, поммель – все они ничем не отличались от принадлежностей самого обычного меча. Но клинок…
– Если только ты не имеешь дело с двуручным мечом, – объяснял Барра, – меч уравновешивается в трех дюймах ниже рукояти. Конечно, на баланс влияет то, как он выкован, его размер и поперечина, но также нельзя забывать про вес поммеля. Барра считает, что поммель всегда должен быть маленьким, и для этого меча и тебя такой подойдет в самый раз.
