Андрэ Нортон - Леди Триллиума
— Похоже, она сильно не в духе, — сказала Майкайла. — Это очевидно, хотя речь у нее все еще довольно невнятная. Я знаю, что с моей стороны это очень эгоистично, — вздохнула она, — но все-таки я очень рада, что Харамис здесь нет. Да что и говорить, в Цитадели куда больше народу, и они могут по очереди ухаживать за нею гораздо лучше, чем здешняя прислуга.
— Ты права, — согласился, подумав, Файолон. — Здесь не очень-то много слуг, и, по-моему, им всем и так хватает работы. Если б Харамис лежала больная здесь, положение сделалось бы слишком затруднительным.
— Очень даже затруднительным, — согласилась Мам-кайла. — Все наверняка ожидали бы, чтобы я за нею ухаживала, а сиделка из меня из рук вон плохая. К тому же Харамис не питает ко мне никаких теплых чувств.
— Ну, на данный момент я бы сказал, что она вообще не питает к тебе никаких чувств — ни теплых, ни прохладных. Она тебя просто совсем не помнит. — Файолон снова взглянул на экран. — Кто знает, может быть, когда Харамис поправится, у вас будет шанс начать все сначала.
— Возможно, — мрачно согласилась Майкайла. — Только сомневаюсь, что это поможет. Не думаю, что из меня когда-либо выйдет человек того типа, что ей нравится.
Файолон молча похлопал Майкайлу по плечу и попросил зеркало начать урок чтения номер два.
После завтрака девочка попрощалась с Узуном и сама удивилась, насколько грустно оказалось с ним расставаться. «Думаю, это в основном из-за того, что он был здесь единственным, кто готов принять меня такой, какая я есть, и никогда не оказывал давления, пытаясь сотворить из меня подобие Харамис».
— А вы с Файолоном старайтесь побольше друг о друге заботиться, — сказала она, пытаясь удержать дрожь в голосе. — Я попытаюсь вернуться как можно скорее и привезти тебе новое тело.
— Счастливого пути, принцесса, — ответил Узун. — И будь осторожнее.
— Ладно, — сказала Майкайла, — хотя я действительно не думаю, что та сторона горы грозит обвалом.
— Гора, может быть, и в порядке, — пробормотал Файолон, — но одним лишь Владыкам Воздуха известно, что там за люди.
Глава 15
Ламмергейер приземлился неподалеку от храма, но в таком месте, где их прилет остался незамеченным, и Майкайла зашагала к главным воротам. Природа здесь, на этой стороне горы, казалась какой-то другой, почти дикой, как будто у страны нет и никогда не было покровительницы. «Но ведь Харамис, конечно, должна быть Великой Волшебницей и Лаборнока, — с недоумением подумала Майкайла, — а не одной только Рувенды».
Она сразу отметила, что храм излучает энергию, причем в этой энергии чувствовалось что-то такое, с чем Майкайле не приходилось до сих пор сталкиваться. Свою энергию храм черпал не из земли и не из воздуха, и, по-видимому, на землю она никак не влияла. Энергия храма струилась где-то в воздушном пространстве, как тот туман, что окутал башню, когда они с Файолоном занимались погодной магией. «Да, — поняла Майкайла, — именно на тот туман она и похожа. Это как бы переливающийся через край избыток энергии, не замеченный теми, кто с помощью магии откуда-то ее выкачал».
Произнеся заклинание, чтобы сделаться неприметной, как научил ее Узун, Майкайла тихо вошла в храм и, услышав голоса, направилась в их сторону. Ближайшая к входу часть здания оказалась огромным залом; потолок располагался так высоко, что она едва могла его различить, и хотя все помещение заполняли колонны, весьма разнообразно стилизованные, расстояние между ними оставалось так велико, что здесь свободно мог бы пролететь взрослый ламмергейер, раскинув крылья во всю ширь.
Продолжая идти через зал, Майкайла внимательно рассматривала колонны. У самого входа стояли опоры в форме сросшихся посредине сталактитов и сталагмитов синевато-белого цвета, напоминавшего лед. Освещался зал исключительно солнечным светом, проникавшим снаружи поэтому по мере того, как девочка уходила вглубь, вокруг нее делалось все темнее и темнее. И все-таки здесь было еще достаточно светло, чтобы она смогла различить перемену в форме колонн. Те, что стоят дальше, ближе к середине зала, раскрашены в самые разные цвета и обтесаны в форме всевозможных растений — в основном деревьев, хотя Майкайла узнала среди них и несколько цветов, в том числе и незнакомых ей. Она пожалела, что рассматривает все это не через зеркало и не может спросить древний прибор, как они называются.
Следующая комната, в которую попала Майкайла, располагалась несколько выше уровня первого зала, а потолок ее, наоборот, оказался гораздо ниже. Освещала комнату пара масляных ламп, свисавших с потолка возле дальней стены. Под лампами располагалось некое возвышение, скрытое с одной стороны занавесом; остальную часть комнаты занимали деревянные скамейки, богато украшенные резьбой с причудливым рисунком, расположенные по обеим сторонам центрального прохода. Практически все места на этих скамейках оказались заняты, но в одном дальнем ряду Майкайла отыскала свободное и присела. Ее, кажется, никто не заметил; люди разговаривали друг с другом, ожидая какого-то события.
И вот вошли два человека в длинных черных одеяниях и с золотыми масками на лицах и поднялись на возвышение. Один что-то коротко сказал — Майкайла не разобрала его слов, — и тут же наступила тишина.
Все запели какие-то молитвы, повторяя слова за теми двумя, что стояли на возвышении. Прошло несколько минут, и Майкайла обнаружила, что и сама поет вместе со своими соседями, хотя до сих пор ей не приходилось слышать этой молитвы. Распев этот неумолимо затягивал, и любой человек неизбежно становился его частью — даже если бы закутался с ног до головы непрозрачной тканью и забился в самый темный угол. А может быть, и наоборот, этот распев — как бы часть каждого человека…
— О Мерет, госпожа Южного пика, будь милосердна к нам…
— О Мерет, создающая Ноку, реку жизни, чтобы поднималась она из подземного мира и даровала жизнь стране, будь милосердна к нам…
— О Мерет, избавляющая нас от яда ползучих тварей, будь милостива к нам…
— О Мерет…
Текст молитвы был очень прост и полон повторений; каждый, как бы ни был он бестолков, глух к музыке или совершенно незнаком со здешними обрядами, смог бы уловить его и понять за пару минут. Возможно, именно для этого он создан таким простым.
Однако, несмотря на внешнюю незамысловатость этого распева, Майкайла вдруг погрузилась в какие-то странные ощущения. Казалось, она засыпает, и, хотя по-прежнему продолжает петь, глаза ее сами собой закрываются, несмотря на титанические усилия держать их открытыми, а голова начинает клониться вперед. «Это какое-то волшебство, — поняла она вдруг. — Совсем не того рода магия, с которой знакома я, но все-таки, несомненно, магия». Она изо всех сил постаралась сосредоточиться и воздвигнуть вокруг себя защитное поле — вокруг себя и собственных мыслей, а затем, ощутив по крайней мере временную безопасность, вновь расслабилась, погружаясь в молитвенный распев.
