Красная Шкапочка - Жнецы Страданий
Выученица ввалилась в просторную холодную залу, освещенную множеством факелов, и с ужасом увидела у одного из длинных столов Тамира. Вот только этот Тамир знаком ей не был. Лицо у него оказалось непривычно жесткое, в уголках губ пролегли суровые складки и между бровями угадывалась упрямая морщинка, даже темные ввалившиеся от недосыпа глаза, и те глядели куда-то сквозь целительницу. Ни словом, ни взглядом парень не высказал ей своей радости. Не расцвела на отчужденном лице улыбка. Будто не живой человек то был, а мертвяк.
— Что застыла? — из-за широкой опоры вынырнул Ихтор. — Иди, вон, к столу.
И кивнул куда-то в сторону.
— Делать-то что надобно? — не поднимая глаз от пола, глухо спросила Айлиша.
— Оборотня резать. Будешь запоминать, чем зверина от людей отличается.
— Зачем? — на мгновение девушка забыла о почтительности.
— Хм. Ну, представь, несут тебе болезного, всего в ранах, в крови. Он стонет, жить хочет… Начнешь ты его лечить, Дар вливать, сил прибавлять, а он возьми и в благодарность обернись. Да и отгрызи тебе голову глупую. Понятно?
— Нет.
— Вот ты дура, прости Хранители! — устало вздохнул наставник. — Волколака в человечьем обличье видала? Умеешь его распознать? Нет? А должна. Мало того, ты еще знать должна, как у него нутро устроено, как убить его или жить заставить. А паче чаяния, знать должна, как его потрохами хвори людские лечить. С одной скотины, ежели сала натопить, можно от затянувшейся сухотной троих человек на ноги поднять. Давай, шевелись.
Подталкиваемая в спину креффом, Айлиша боязливо приблизилась к дальнему столу.
Там, покрытая рогожей, лежала здоровая волчица. Медленно отвернув тканину, лекарка изучающе уставилась на пахнущую псиной тушу. Лапы с обломанными когтями покрыты шерстью, крутое брюхо вздуто. Да как такую с человеком-то спутаешь?
— Режь, — скомандовал Ихтор, протягивая узкий острый нож. — Да, помни, Дар сквозь пальцы пропускай.
Девушка кивнула и напряглась. Стиснула оружие в раз похолодевшими пальцами… Дар заструился по короткому отточенному клинку. Нажим, осторожное движение вперед и вверх. Почему выступила кровь? Лекарка вскользь удивилась, и тут же под ее руками вздрогнул оборотень. Волна дрожи прошла по звериной туше, и на глазах у застывшей послушницы волк начал обращаться в человека. Женщину лет тридцати с небольшим округлым животом, ныне запачканным кровью, с ровным зевом разошедшейся под ножом плоти.
— Донатос! — как сквозь толщу воды донесся далекий голос Ихтора. — Просили же тебя кобеля дать! Какого лешего ты суку подсунул, да еще брюхатую!
— Пусть сразу учится, как суку щенную от бабы беременной отличить! А кобелей у меня нет, я тебе чудодей что ли? Вчерашние, что на обозе издохли — совсем искромсанные, чего там резать? Все уж разрезано и на три версты по дороге размазано.
Колдун говорил что-то еще, но Айлиша не слышала. Хватая ртом воздух, она смотрела, как на женском лице полыхали болью и ненавистью звериные глаза. Волчица прохрипела:
— Человек ты… А хуже зверья дикого.
Девушка застыла, ощущая, как падает куда-то ее сердце. Падает бесконечно долго, катится, катится, и мертвецкая кружится перед глазами. Словно со стороны увидела она себя — стоящую над беременной бабой с окровавленным ножом — увидела и ужаснулась. Потому и проглядела, как белая рука обратилась волчьей лапой…
— Отойди, дуреха! — крикнул Тамир и метнул нож.
Глухо стукнула сталь, вонзилась в дерево, пригвождая псицу к столу.
Черные когти заскребли по доскам, клыкастая пасть ощерилась в хищном оскале и сквозь надрывное сиплое дыхание Айлиша услышала:
— Сама дитем пахнешь, а моих щенков не пожалела, тварь злобная…
Подбежавший Тамир одним ударом тесака отхватил волколачью голову. Младшие ученики уволокли обезглавленную тушу к колдунам, а Ихтор велел подопечной подобрать сопли да попусту не зевать.
Все это она слышала и не понимала. Выпила студеной воды из стоящей у окна кадки, умылась. Но тело было чужим, руки непослушными, а все люди вокруг — ненастоящими. Девушке блазнилось, будто спит она.
День казался бесконечным. Сколько оборотней она разрезала, целительница не знала, но раз и навсегда запомнила, как отличать их от людей. Словно каленым железом знания выжгли в голове. Вот только мало радости от тех знаний было.
Под вечер, оказавшись в своей каморке, обессиленная послушница, не раздеваясь, рухнула на сенник. Сил идти в подмывальню не осталось. Как не осталось их на то, чтобы затопить очаг. Вялость и тоска навалились. Не хотелось ничего. Лекарка оцепенела, будто неживая.
Такой — застывшей, словно камень — ее и нашел Тамир.
— Айлиша! — он бросился к лавке, на которой без движения лежала девушка.
Послушница встрепенулась, очнувшись от оцепенения, потянулась к нему — обнять, но потом вспомнила, как он этими самыми руками отрубил голову псице, и в ужасе отшатнулась. Тот раз она впервые не желала ласк, которыми одаривал ее возлюбленный. Родные некогда объятия казались теперь чужими, холодными. И впервые возник в голове вопрос: кого она любит — того смешного, застенчивого паренька или жестокого колдуна? И знает ли она парня, что целует ныне ее плечи? Испугавшись этих страшных мыслей, целительница сама себя поправила — он это, ее Тамир, ее любимый, что учил их с Лесаной читать, что испек пирог на Колосовик. Он любит ее. И она его любит. Вот только… на сколько хватит их любви? Сердце сжалось от черной тоски.
— Что ты, что ты? — крепче обнимая любимую, спрашивал юноша.
Хотелось ей сказать ему о своих страхах, попросить, чтобы не отпускал никогда, чтобы рядом был, но некстати совсем вспомнились звериные глаза на человечьем лице, вспомнились хищные когти и предсмертный хрип, а с губ сорвалось:
— Тамир, а меня ты смог бы убить, если б я в Ходяшую переродилась?
Он отшатнулся было, но потом горько рассмеялся:
— Глупая, никогда ты не станешь Ходящей, я не позволю, — поцеловал кудрявую макушку и принялся баюкать, как маленькую.
Не такого ответа ждала Айлиша. И поняла с горечью, колдун лжет. А случись беда — как и у Лесаны, не дрогнет у него рука…
* * *С того времени выученицу целителей будто подменили.
Заледенела дочь рода Меденичей. С холодным равнодушием делала все, что велели наставники. Не было больше отказов, вопросов, слез. Уверенно резали девичьи руки тела, промывали гнойники, смешивали травы как для пользы, так и для потравы. Ихтор с Майрико, по всему видно, были довольны, думая, что повзрослела девка, выветрилась из нее дурь. Настоящий крефф растет.
