Юлия Фирсанова - Буря приключений
Уна запела широко известный романс «Два сердца». На середине второго куплета певица, выводившая рулады столь самозабвенно и проникновенно, что публика отвлеклась от своих тарелок, вдруг широко открыла глаза, прижала руку к груди и, тихо ойкнув, осела на сцену. Зал ресторана непонимающе замер, а потом зашумел и засуетился. Вскочили кое-какие клиенты, вскрикнули несколько женщин, кавалеры принялись успокаивать своих дам, прибежали вызванные охраной и официантами хозяйка, лекарь и начали хлопотать вокруг певички. Растерянный бард жался в углу сцены, обнимая свою лютню.
— Ты уже пообедала, дорогая? — обратился Мелиор к сестре, встряхнув под столом кистью, чтобы рассеять остатки заклинания остановки сердца. — Мы можем удалиться от этой пустой суматохи?
— Да, милый! — Принцесса проглотила последний, самый вкусный кусочек пирожного, промокнула губы мягкой салфеткой и, надев шляпку, поднялась.
— Моей даме стало не по себе, ей нужно на воздух. — Мелиор мягко коснулся плеча впавшего в нервный ступор официанта и вложил в его руку несколько монет, щедро оплачивая счет.
Боги беспрепятственно покинули здание, оставляя позади перепуганную толпу, труп певички и не доеденные Мелиором пирожные, желе и суфле, в которых побывали волосы темпераментной Уны.
Спускаясь по ступенькам, принцесса бросила косой взгляд на брата, тихонько хмыкнула и прошептала еле слышно, словно пробуя на язык:
— Котик… А в этом что-то есть!
Мелиор смолчал, стиснув зубы. Мужчина боялся, что если он сейчас хоть чем-нибудь выдаст свое неудовольствие, то принцесса будет звать брата котиком до конца дней. Его дней!
Что касается только что совершенного хладнокровного убийства, то совесть принца была абсолютно чиста. Его оскорбили, унизив перед единственной женщиной, чьим мнением бог дорожил, и единственное, что мог сделать мужчина, это смыть позор кровью… оскорбительницы. Его оскорбили — он убил. Поведение Мелиора полностью укладывалось в эти традиционно лоулендские рамки. Кроме того, принц не боялся обвинений в убийстве. Даже если по какому-то вопиющему недоразумению некий сверхталантливый и могущественный маг (а что таким делать на службе в полиции, если есть простор частной практике?) сможет обнаружить остатки чар и вычислить по ним творца заклинания, предъявить обвинение принцу Лоуленда на основании столь слабых следов никто не посмеет. Впрочем, Мелиор был убежден, что никаких улик после себя не оставил, и его самоуверенность была вполне обоснованной.
Сразу после того, как лоулендцы в поднявшейся суматохе покинули ресторан, прибыл маг-полисмен с нарядом, вызванный перепуганной хозяйкой по амулету связи. Служитель закона вытащил из-за пазухи белый медальон и положил его на труп брюнетки. Обождав пять минут, он надел его снова и с неприязнью покосился на хозяйку, вынудившую его покинуть прохладу караулки и совершить путешествие по удушающей жаре ради пустого дела. Женщина устремила на мага вопросительный взгляд, нервно теребя от волнения носовой платочек, подмоченный слезами и истерзанный в беспокойстве за имидж приличного заведения. Полисмен надменно процедил, щелкнув ногтем по белому медальону:
— Все чисто. Никаких следов магии, никакого яда. Просто девка перегрелась на солнце, может, хлебнула лишнего, вот сердце и не выдержало. Скопытилась ваша певичка! Вызывайте труповозку и не отрывайте нас более от несения службы.
Под осуждающим взглядом полисмена хозяйка засуетилась, бормоча извинения, и сунула магу несколько монет за беспокойство. Деньги мигом исчезли в бездонных карманах стража порядка, под жадными взглядами подчиненных. Наряд покинул ресторан. Труп Уны унесли со сцены в рабочие комнаты, вызвали похоронную команду, стихло перешептывание сплетников, и ресторан продолжил свою работу, будто ничего не случилось. Бард, опрокинувший пару рюмок крепкой настойки, заполнил тишину зала перебором струн.
Перекусив в «Хрустальном вкусе», Элия и Мелиор продолжили осмотр лавок. Сие невинное занятие занимало богов до самого вечера. Несмотря на стремительно пустеющий кошелек, принц лучился довольством. Он блистательно отделался от сучки-певички, сестра больше не дразнила его «котиком», и к тому же нанятые бандиты уже должны были справиться со своим простеньким поручением. Часиков в шесть бог нанял экипаж, чтобы доставить сестру с покупками на корабль, а сам отправился на назначенную встречу неподалеку от площади Тысячи Сделок. Четверка довольно ухмыляющихся головорезов поджидала заказчика в условленном месте.
— Дело сделано? — нетерпеливо спросил принц, едва кокон заклятия тишины окружил странную компанию.
— Это было легче легкого, шеф. Паренек даже рыпнуться не успел, — презрительно хмыкнул главарь, а два члена шайки поспешно спрятали перевязанные относительно чистыми тряпками свежие порезы, оставленные развлекавшимся герцогом.
Мелиор властно протянул руку ладонью вверх.
— Вот. — И в качестве доказательства бандит вручил заказчику мешочек с прядью волос Элегора.
— Гонорар, — проверив содержимое мешочка, широко улыбнулся принц и перебросил кошелек главарю.
— Всегда к вашим услугам, милорд, — почтительно поклонились головорезы и растворились в ближайшей подворотне.
Мелиор аккуратно переложил мешочек с волосами герцога Лиенского в карман (мало ли когда и для чего они могут пригодиться, но в том, что пригодятся, бог был уверен). Принц всегда уважал симпатическую магию. Мечтательно улыбаясь, он направился к порту. У мужчины было столь романтичное настроение, что он решил не брать экипаж, а немного прогуляться. Восхитительные грезы кружили голову. Ведь теперь, когда Мелиор избавился от Элегора, можно будет всерьез приударить за сестрой и надеяться на то, что она благосклонно отнесется к его ухаживаниям.
Глава 8
ПУСТЬ СИЛЬНЕЕ ГРЯНЕТ БУРЯ!
Очнувшись, Элегор некоторое время собирался с силами. Все тело ломило так, словно его не так давно основательно отпинали ногами. Впрочем, герцогу частенько приходилось просыпаться с таким ощущением, и он знал по опыту, что, как правило, все тело болит именно так, когда его и правда долго пинают. Герцог спиной чувствовал, что лежит на чем-то жестком, а в запястья больно врезалась веревка, рот заткнут какой-то грязной тряпкой. Нос подсказывал, что лежак и тряпка воняют мочой, потом, блевотиной, дешевым вином и крысиным дерьмом. Прежде чем открыть глаза, бог прислушался к раздающимся вокруг звукам. Было почти тихо, только чуть слышно поскрипывали старые доски и шуршали мелкие букашки, потом под полом заскреблась мышь. Значит, прямой необходимости сохранять видимость пребывания в отключке не было. Элегор приоткрыл глаза. Быстро оглядевшись, юноша увидел, что находится один в заброшенной полуразвалившейся хибаре, сквозь прохудившуюся крышу и стены которой просвечивает закатное солнце. Судя по дивным ароматам, витавшим в спертом воздухе, черепкам битой посуды и паре драных тюфяков в углах, лачуга служила убежищем каким-то бродягам, к ночи возвращавшимся на постой.
