Денис Чекалов - Пламя клинка
Пятый высоко поднял шаманский скипетр с человечьим черепом-набалдашником и белыми перьями могильных орлов.
Это были разбойники-мародеры.
Честный воин-степняк из армии хана не пойдет в бой пешим, да еще в волшебных доспехах. А для бандита так и проще, и безопаснее.
Ударил и вновь исчез в волшебном портале.
Дерзкие, видно, стали, раз нападают на странников у самого Верховного Стойбища.
— Руби! — пронесся над степью хриплый орочий рык.
Прямо передо мной в янтарном озарении всполохов вырос есаул.
На нем переливался рунами тяжелый медный доспех с двумя серебряными окружьями на груди.
В руке ощерилась бронзовая многолопастная булава, призрачная ярко-красная сфера вращалась вокруг навершия, оружие было зачаровано.
— Кровь и смерть! — глухо зарычал орк.
Он замахнулся.
Его булава, свистя, описала в воздухе полукруг, метя мне в голову.
Я выхватил из ножен меч Тигаранд — хранитель города Малахита.
Сияющий лазурью клинок сошелся с кроваво-красной булавой.
Глухо прогремел гром, два заклятия вскипели в астральной битве.
Долю секунды мы стояли, скрестив оружие.
Этот миг показался мне вечностью.
Лицо есаула замерло, потемнело от напряжения, тугие мускулы напряглись под зеленой кожей, пот лился со скошенного лба.
— Сила на стороне правых! — прогремели слова на гномьем наречии.
Это говорил Тигаранд.
Алые всполохи схлынули с булавы разбойника, как сходит со скалистого берега волна прилива.
Лазоревый меч воссиял с новой силой.
Страх и удивление отразились на морде орка.
В ту же секунду его булава переломилась, словно сухая, источенная червями палка, и мой клинок отсек ему голову.
Бандит пошатнулся.
Его отрубленная башка покатилась по траве, заливая полынь дымящейся кровью.
Алый густой фонтан взметнулся над шеей.
Кровь хлестала тугими темными струями.
Орк воздел к небу руки, словно взывал о помощи к древним духам Степи, потом упал на колени. Тело его содрогнулось в последний раз, и есаул рухнул навзничь.
— Целься! — зарычал главный арбалетчик.
Стрелки вскинули оружие.
Каждое — от ложа до болта — было выточено из дерева-людоеда и питало такую же ненависть к человеку, как сами разбойники.
Упругие плечи на крестовинах балестр переливались белыми искрами. Раньше они росли на головах амалфеев, были острыми изогнутыми рогами.
В них собирается вся колдовская сила, если убить волшебную антилопу одним ударом, а сделать это непросто, и только лучшие из охотников-орков могут похвастаться таким дорогим трофеем.
Эти арбалеты никогда не промахиваются — и вновь я спросил себя: каким образом у простых бандитов оказалось столь мощное оружие?
— Пли!
Но прежде чем орки успели выстрелить, Оксана взмахнула рукой.
Три острых сюрикена сорвались с ее наруча. С тихим свистом они разрезали воздух.
Первый арбалетчик качнулся, сияющая звезда вошла ему в лоб, и острые края ее рассекли мозг орка. Другой схватился лапами за лицо, кружащие лезвия вырвали ему оба глаза.
Третий, хрипя, рухнул на колени, снаряд рассек ему горло, и кровь толчками хлынула из разверстой раны.
Двое разбойников с короткими мечами-гладиусами подбежали ко мне.
На рукояти у каждого переливался тусклый обсидиан. Орочьи мародеры вставляют его в оружие вместо символа клана, который они покинули.
Я развернулся.
Мой клинок срубил им обоим головы, единым плавным движением.
Серая жижа вместо горячей крови забурлила на рассеченных шеях.
Эти двое были уже мертвы дня два, не меньше, и только потом шаман воскресил их. Тело одного из них задрожало и медленно обвалилось наземь густым смрадным фаршем.
Куски волосатой кожи, обломки костей и обрывки внутренностей смешались с прогнившей кровью и испражнениями.
Другой покачнулся, рухнул, и густая жижа стала вытекать из его отрубленной шеи. Мертвые мухи плавали в ней, а толстые личинки червей пожирали их.
Третий орк подскочил ко мне со спины.
Я взмахнул мечом и рассек разбойника надвое, от плеча до пояса.
— Жизнь ты обретаешь лишь однажды, — глухо произнес Тигаранд, — а умереть можно сотни раз.
Пару секунд разбойник стоял, не двигаясь.
Казалось, он цел и невредим.
Потом половина его разрубленной туши медленно соскользнула вбок.
Кровь хлынула волной.
Рассеченное тело орка сделало шаг, еще один — и только потом рухнуло в степную траву.
Последний оставшийся в живых арбалетчик спешил перезарядить оружие.
Девушка прыгнула к разбойнику и резко всадила меч ему в брюхо.
Черное лезвие бастарда пронзило орка насквозь. Кровь и обрывки внутренностей хлынули из огромной раны.
Он захрипел.
Звенья толстой кольчуги, разрубленные клинком, погружались в рану и обжигали плоть отравленными заклятиями.
Клыкастая пасть разбойника распахнулась, и сдавленный крик вырвался изо рта вместе с каплями крови.
Оксана уперла ногу ему в грудь и выдернула бастард.
Глухой рев поднялся над Степью.
Я обернулся.
Сверкающий файерболл вылетел из палки шамана. Сгусток огня несся к девушке. Я встал на его пути, поднял руку и поймал шар.
Лицо колдуна исказилось от ненависти.
— Волею духов, — выкрикнул он, — властью чистого неба, силой святой Степи!
Его посох стремительно чертил в воздухе прозрачные руны. Я швырнул в шамана пламенный орб.
Пылающий файерболл ударил орка в лицо.
И он вспыхнул ярким кричащим факелом. Языки огня охватили плащ колдуна, сдирали заживо кожу, и плоть его жарилась, спадая обугленными ошметками.
Жезл волшебника треснул, обдав своего хозяина искрами, и обгорелый скелет, с кусками пропеченного мяса, тяжело упал на траву.
— Силой святой Степи, — прошелестело неоконченное заклятие, вспыхнуло рваной вязью рун, а потом растаяло.
Яркое солнце коснулось далекого горизонта, и небо окрасилось темными цветами заката.
3
Багряная кровь солнечных лучей стекала по острым навершиям частокола.
Гордо реяли на ветру широкие флаги кланов, и высоко над ними простерлось красно-черное знамя Саардак-хана.
Над городьбой поднимались сторожевые вышки; там застыли стрелки с кривыми композитными луками, а шепчущие шаманы с тигриными черепами на головах воздевали к небу корявые колдовские посохи.
— На бревнах частокола, — негромко пояснил я, — вырезана вся история Стойбища, с того дня когда Эральдин-батыр, великий прародитель орочьего народа, явился сюда в водовороте сухого смерча.
