Урсула Ле Гуин - Порог
— Я думаю, это потому, что здесь выше и светлее. Нет деревьев.
— И на восток пространство открыто, — прибавил он.
Они упорно шли. Молчали. На этом громадном лугу, заросшем травами, как бы само собой разумелось, что шуметь нельзя, — только шуршала трава под ногами да иногда легко вздыхал ветер. Умиротворенное восхищение охватило тело и душу Хью, в ушах будто звучала радостная песнь, совпадающая с ритмом ходьбы. Он делал то, ради чего пришел сюда, шел туда, куда должен был пойти. Он заработал право быть здесь и любить Аллию.
Это неважно, что она не знает языка, на котором он сказал тогда «Я люблю тебя». Неважно, встретятся они когда-нибудь еще или нет. Важна была только его любовь, на ее крыльях летел он вперед, не ведая горя и страха. Мог ли он бояться? Смерть — сестра любви, та из ее сестер, лицо которой скрыто под вуалью.
Они медленно, но неуклонно продвигались вперед, и утесы, как башни, вздымались над ними все круче и выше, и все явственней были видны складки, шрамы и залысины на их склонах, и дикие травы склонялись и трепетали в такт шагам, а глубины небес простирались над головой словно водная гладь, и он снова ощутил, что был бы счастлив идти вот так, по этому высокогорному лугу, вечно. Теперь он совершенно не чувствовал усталости. Он, наверно, больше никогда ее не почувствует. Он без конца может вот так идти вперед, ко всему повернувшись спиной.
Девушка звала его по имени. Она произнесла его имя не один раз. Он не хотел останавливаться. Не из-за чего было останавливаться. Но голос ее звучал тонко, резко, как голос морской птицы, и он остановился и оглянулся.
Теперь они подошли совсем близко к утесам, утесы нависали прямо над головой, а дорога повернула на север и была покрыта короткой травой, растущей между-скатившимися с горы валунами и обломками скал, полускрытыми кустарником. Девушка довольно-таки сильно отстала, она была еще за внешней складкой подножия Горы, и когда он вернулся к ней, то увидел, что там и начиналась тропа. Тропа выглядела мрачной и узкой.
— Это путь к Верхнему Перевалу, — сказала она.
Он посмотрел на тропу с отвращением.
— Надо немного отдохнуть, прежде чем начнем подъем. Тут круто, — сказала она. И села на траву, сухую, короткую, желтоватую, будто кем-то вытоптанную. — Ты голоден?
— Не очень.
Ему не хотелось беспокоиться о еде, хотя, когда он мысленно прикинул, сколько они прошли, получилось очень много, и шли они долго, и та темная дорога, на которой стояла Аллия, осталась далеко-далеко позади, где-то там, внизу. Он хотел идти вперед. Но девушка правильно сделала, что остановилась, — выглядела она усталой, лицо загнанное, измученное. Он бросил свою куртку, перевязь и шпагу на землю возле нее и отошел за ближайшее нагромождение валунов; вернулся, с удовольствием ощущая во всем теле тепло и животворные силы; он не устал, но теперь был рад немного передохнуть; девушка сидела на траве и ела; он взобрался на красноватый валун неподалеку; она передала ему ломоть вяленого мяса и несколько кусочков каких-то сушеных фруктов; все было очень вкусно.
Слышен был только один-единственный звук: шелест ветра в сухой траве между разбросанных камней — тоненькое холодное посвистывание где-то совсем близко к земле.
Она завернула еду и уложила ее в свой тючок.
— Полегчало? — спросил он.
— Да, — сказала она и вздохнула. Он увидел, что ее круглое бледное лицо повернуто к темной тропе.
— Слушай, — сказал он. Ему хотелось назвать ее по имени. — Тебе необязательно идти дальше.
Она пожала плечами. Встала, затягивая свой тючок из куска какой-то красной шерстяной ткани.
— К тому месту, куда мне надо добраться, ведет именно эта тропа?
Она кивнула.
— Ладно. Ничего страшного.
Она стояла, тупо глядя на него, потом посмотрела внимательнее и улыбнулась.
— Ты заблудишься, — сказала она. — Ты вечно сбиваешься с пути. Тебе нужен лоцман.
— Я не могу сбиться с тропы в полметра шириной…
— Но сбился же, когда мы шли сюда; прямо в противоположную сторону и направился. — Улыбка ее стала шире и превратилась в смех, правда, очень короткий. — Как только мне становится страшно, ты сразу сбиваешься с пути. Похоже, так оно и будет.
— А тебе сейчас страшно?
— Немножко, — сказала она. — Опять то же самое начинается.
Но смех еще не совсем ушел из ее голоса.
— Тогда тебе не следует идти дальше. Это необязательно. Я же должен в конце концов за что-то отвечать. Ведь ты и пошла-то только ради меня.
Но она уже двинулась по тропе вверх. Он сразу же последовал за ней, на ходу вскидывая за плечи свой рюкзак. Они вошли в расселину — грубый вертикальный шрам в теле Горы. Высокие сухие стены из красного и черно-коричневого камня почти смыкались над ними. Тропа была каменистой и круто взбиралась вверх.
— Ты за меня не отвечаешь, — бросила она через плечо.
— Тогда и ты не отвечаешь за то, чтобы я не заблудился.
— Но нам нужно попасть туда, — сказала она.
Они продолжали упорно карабкаться вверх. Тропа круто извивалась, скалы почти смыкались друг с другом. Хью взглянул на руку девушки, которой та оперлась о каменный валун. Рука была маленькая, тонкая и смуглая, лунки ногтей очень белые.
— Слушай, — сказал он, — я хочу… Я никогда не мог понять, как тебя… как твое имя.
Она оглянулась, посмотрела на него.
— Ирена, — сказала она ясным голосом и повторила имя по буквам.
Он тоже повторил, и по лицу ее скользнула широкая, добрая, потаенная улыбка, и она посмотрела на него сверху вниз, едва удерживая равновесие среди обломков скал и жестких комьев земли. Потом снова пошла вперед легкой походкой.
Здесь эта шпага превратилась в постоянное мучение, тяжелые кожаные ножны мешали ему идти, лупили по бедру, а рукоять шпаги, как костыль, врезалась под мышку. В конце концов удалось прикрепить шпагу под нужным углом, но, провозившись с этим, он сильно отстал. А когда двинулся дальше, вдруг услышал звук бегущей воды. Он обогнул очередной выступ и увидел маленький ручеек, прозрачной струей падавший вниз, в небольшой водоем с зелеными водорослями и колючей травой по берегам. Ирена стояла у воды на коленях, поджидая его; лицо и руки у нее были мокрые. Он тоже опустился на колени и напился — руки при этом провалились в болотную прибрежную зелень. В воде чувствовался привкус железа и меди — она была похожа на кровь, только очень холодную.
Тропа по-прежнему узкой извилистой лентой ползла круто вверх. В окаменевшей пыли под ногами были видны, как в засохшем иле, следы копыт — последнего стада овец, когда-то спускавшегося здесь вниз, в долину. Полоска неба над головой была очень далекой. На тропу попадало совсем мало света, разве что в расселинах, где она становилась чуть шире. Когда же стены вокруг начинали опять сдвигаться, Хью казалось, что тропа ведет внутрь, внутрь этой Горы. Его кеды скользили на камнях; идти было трудно. Он завидовал девушке, которая легко, словно тень, поднималась впереди него по извилистому пути.